Владимир Аренев - Ведьмачьи легенды

– А меня здесь вообще нет, – сказал пан Анджей. – Я сейчас вообще в Канаде, по торговым делам. Меня нет, я фикция. Иллюзия. Взмахни рукой, и я развеюсь…

«Володыевский» помахал в воздухе рукой, разгоняя облачко сигаретного дыма.

Курил пан Анджей «Мальборо», а не какие-то польские или советские сигареты. Коробочку спрятал в карман, не предложив начальничкам закурить.

– Я же вам сказал – нет смысла в этих переговорах. Даже если Лесные вам что-то пообещают, то имеется ещё много участников в этой игре. Тот же Лесоруб…

– Не нужно об этом…

– Но вы же ещё недавно сказали, что нет никакого Лесоруба, что всё это легенда. Лесным вы не возразили, но после беседы высказались однозначно. И даже на пана Войцеха прикрикнули, когда он возразил и сказал, что по агентурным сведениям… Как он сказал, пан Войцех? Засуньте свои сведения себе куда?..

Войцех не ответил.

– А теперь…

– Мне кажется, пан Анджей, что вы немного забываетесь… – прошипел Хенрик. – Вы забыли…

– Это вы забыли, пан Хенрик. Вы забыли, как я вас отговаривал от этой аферы. Как я говорил вам, что есть ещё люди, живущие возле Ворот, и им вовсе не понравится… И вы тогда мне заявили, что моё дело – переводить. Что я не человек, а машина для переводов. И что моё мнение я могу засунуть туда же, куда пан Войцех свои агентурные данные. Вы вообще очень уверены в себе, товарищ Хенрик. И, боюсь, слишком уверены. По бумагам – я нахожусь далеко отсюда. Меня здесь нет. И вы, только вы будете отвечать…

– Не пугайте меня! – крикнул товарищ Хенрик. – Я…

Открылась дверь.

– Входите! – сказал Стефан. – И вы, товарищ сержант, тоже…

То своё ощущение я помню до сих пор – пустота. Внутри меня – пустота. Я, как надувной шарик, лечу по ветру. А вокруг, курва, множество иголок, булавок, колючек всяческих. И чуть что не так, лопну я, разлечусь в мелкие клочочки-тряпочки…

Мы прошли через комнату с оружием – ни пулемёта, ни винтовок никто не убрал. Или посчитали ненужным, или решили, что это продемонстрирует серьёзность их намерений. Но товарищ Хенрик с товарищем Войцехом на огнестрельное оружие внимания не обратили. Зато уставились на то, чего я даже со второго раза не заметил. В углу комнаты стояло несколько копий с длинными широкими лезвиями вместо наконечников.

Товарищи переглянулись.

Пан Анджей даже подошёл к копьям, потрогал. Покачал головой удивлённо.

– Лезвие не трогайте, – сказал Стефан.

Пан Анджей привстал на носках, пригляделся к лезвиям.

– Даже так… – пробормотал он. – Быстрая смерть?

– Нет, – возразил Стефан. – Медленная. Очень медленная и мучительная. Ушастые и дриады в этих местах пользуются только медленным ядом. Им так больше нравится. Рана – человек начинает умирать… Может даже появиться иллюзия того, что удастся выпросить у Лесных противоядие, они даже не возражают сразу. Думают, советуются. Потом требуют что-нибудь в обмен… Пустячок. Как правило, десяток детей, не старше пяти лет, лучше девочек. Вы не слышали о таком?

– Слышал, – тихо сказал пан Анджей и отошёл от копий.

– Ладно, прошу… – Стефан открыл следующую дверь, сделал приглашающий жест рукой. – Проходите в зал.

И это действительно был зал. Только был он словно слепленный из двух половинок. Пол был мраморный из белых и чёрных квадратов со стороной чуть меньше метра. Сделав шаг вперёд, я почувствовал себя шахматной фигурой. А сделав второй, – понял, что выше чем на пешку я не тяну.

Вдоль стен стояли короли и королевы. Из мрамора, тоже чёрного и белого. Фигуры были сделаны очень натуралистично, с мельчайшими подробностями – складками ткани, завитками волос, морщинками. Рыцари в доспехах, дамы в длинных до пола платьях.

Только голов не было ни у дам, ни у рыцарей. Наверное, раньше были они разного роста, мужчины повыше, женщины – пониже, но теперь их кто-то уравнял. Словно гигантское лезвие срезало верхнюю часть фигур. У женщин – голову. У рыцарей – вместе с плечами.

Колонны из мрамора тоже были обрезаны, и стены – остатки стен. На полтора метра от пола – мрамор, выше – дерево. Лежащие горизонтально толстые брёвна. И колонны продолжаются брёвнами, стоящими вертикально.

Кто-то гигантский громадным мечом срезал верхушку зала, как кончик яйца, сваренного всмятку. А потом кто- то попроще надстроил остатки стен брёвнами.

– Нравится? – спросил Стефан. – Меня – до сих пор впечатляет. Вы, пан Анджей, как я понял, историю Ворот и всего, что с ними связано, изучали?

– И даже язык Лесных, – сказал пан Анджей. – Это, как я понимаю, замок Рубежа? То, что от него осталось?

– Совершенно точно. Линия разрыва прошла вот так… – Стефан указал рукой на край мраморной стены. – И не исключено, что где-то стоит верхняя часть замка. В каком-то ином мире…

– Или за Воротами, – задумчиво произнёс пан Анджей. – В пятнадцатом веке кто-то высказал предположение, что мир не раскололся, а сдвинулся, одна часть соскользнула с другой. А замку Рубежа досталось уже на излёте…

– Может быть, – Стефан подошёл к массивному деревянному столу посреди зала.

Метра три в диаметре. И, как мне показалось, из одного куска. Срез какого-то громадного дерева. За таким свободно могли сидеть рыцари… Да, может, и сидели раньше. На этих самых деревянных креслах с высокими резными спинками.

– Присаживайтесь, – сказал Стефан.

Я не удержался и, прежде чем сесть, рассмотрел резьбу на спинке кресла. Там был орёл, но не польский. Скорее немецкий, с короной, как бы не императорской, на голове. На груди – опрокинутый полумесяц с крестом, водружённым на нём точно посреди, между острыми краями. И две фигуры по бокам. Рыцарь в полном турнирном доспехе и голый мускулистый мужчина, прикрытый дубовыми листьями. Оба держали в руках копья с флагами.

– Интересно? – спросил Стефан, усаживаясь в кресло.

– Красиво.

– Это герб провинции Шлезиен. Вы, товарищ сержант, обратили внимание на лесного человека?

– Это… – я зачем-то потрогал пальцем этого самого лесного человека. – Это что – тот самый Лесной?

– Я думаю – да. Они здесь были издавна. Были частью этих мест, особой приметой, если хотите. Но кто-то видит в нем мифического Оберона…

– А кто-то в мифическом Обероне видит представителя Древних, – закончил за него пан Анджей.

– Может быть, – кивнул Стефан.

В зал вошёл старик, тот самый, что называл меня москалем.

Звучит это, наверное, высокопарно: вошёл в зал, подразумевается – торжественно ступая, прошествовал к своему креслу. Старик просто вошёл. Как в комнату. Или как в стойло. И вместе с тем старик смотрелся на фоне всех этих обрубленных скульптур и колонн очень уместно, естественно, что ли… Пока он шёл к столу, мне вдруг при мерещилось, что он – одна из статуй этого зала. Только он не поддался тому невидимому лезвию, смог устоять, оказался крепче мрамора и гранита. И лет этому старику не семьдесят, как мне показалось вначале, а семьсот. Или даже тысяча.