Владимир Аренев - Ведьмачьи легенды

Я бросился между ними, вовсе не защищая этого придурка из-под Ново-Куйбышевска. Наоборот. Лёшка свободно мог врезать девушке – неоднократно ведь сообщил мне о своём специфическом взгляде на равноправие полов. Так что я девушку спасал, но она-то этого не знала, попыталась меня оттолкнуть. Лицо располосовать, как Арарату Багдасаряну, и оттолкнуть.

Только я уже видел, как она дерётся, поэтому смог перехватить обе руки и увернуться от её колена. Удар в результате пришелся в бедро, а не туда, куда целилась девушка.

Подскочили Галимов с Мехтиевым, схватили её за руки. Я пытался хоть как-то удержать её ноги, чтобы не била; Лёшка матерился, парень с окровавленным лицом возился возле стены, пытаясь встать, в общем, картинка – одно загляденье. Группа озверевших солдат собирается насиловать несчастную девушку.

Я до сих пор удивляюсь, как Стефан не перестрелял нас прямо с порога?

Может, услышал, что кричит девчонка.

А там было что послушать!

И про русских свиней, и про оккупантов, и просто перечисление ругательств, как польских, так и русских…

Стефан стрелять не стал. Он даже за пистолет не схватился.

Сказал тихо Люцине успокоиться. И та – успокоилась. И пошла вытирать кровь с лица своего Ежика.

– Значит, – сказал Стефан, – поужинали? И это – вместо благодарности?

Серьезно так спросил, без угрозы, но с нажимом.

– Они первые начали, – тут же заявил Лёшка. – Я сижу, никого не трогаю, а он меня в морду…

Стефан посмотрел на Люцину, приподнял бровь. Люцина кивнула.

– Вот, – обрадовался Лёшка и ладонью попытался вытереть кровь со своего лица. – А потом она…

Улыбка с Лёшкиного лица исчезла – он увидел расстёгнутую кобуру. И ещё двух сердитого вида мужиков за спиной у Стефана. У одного мужика в руках был «шмайссер», у второго – карабин. И смотрели эти карабин и автомат в нашу сторону.

– Это они чего? – спросил Лёшка.

И ведь даже не испугался, придурок. Просто поинтересовался. Если бы я ему сказал, что расстреливать нас будут, наверное, кивнул бы и сказал «ага». Чего тут не понять – расстреливать так расстреливать. Главное, что Лёшке объяснили. И, между прочим, это его «ага» вовсе не означает, что Лёшка не просто понял, но ещё и принял ситуацию. Что последует за этим, что он сделает в результате – даже Лёшка наверняка не знал.

– Что там с Ежи? – по-русски спросил Стефан у Люцины.

Он, похоже, всё время старался держать нас в курсе происходящего, чтобы мы понимали, как развиваются события.

– Они сломали ему нос, – сказала девушка.

– Не они, а я один, – возразил Лёшка и высморкался кровью прямо на пол. – А он врезал мне…

Ежи встал, держась одной рукой за стену, а другой – за плечо Люцины. От этого движения его свитер приподнялся, открывая небольшую кобуру на ремне. И зачем тогда в драку бросился, если мог просто дурную Лёшкину башку прострелить?

– Вообще-то нужно вас под замок посадить, – в задумчивости произнёс Стефан. – Только у нас подвал в доме один, и он немного занят…

– В подвал? – переспросил Лёшка. – Это с каких таких…

– Рот закрой, – посоветовал я, но он сразу не мог остановиться. Ему нужно было немного покричать. Выразить праведный гнев. Он даже на командира роты как-то орать стал.

– Кто он такой, чтобы меня в подвал сажать? Да знаешь, что с тобой наши сделают, когда я им скажу… – начал закипать Лёшка.

– Если скажешь, – недобро и многозначительно улыбнулся Стефан. – Никто ведь не знает, что вы здесь. Рядом болота, все пятеро там и…

Угрожать – это он неправильно придумал. Угрожать Лёшке нельзя. От этого Лёшка совсем беситься начинает. Чтобы, наверное, никто не подумал, что он может струсить. Дурак, что с него возьмёшь?

– Да пошел ты! – заорал Лёшка. – Да ты… Да я…

Обычно хитрый татарин Галимов в Лёшкины скандалы не вмешивался. В них, кроме Лёшки, вообще никто по своей воле не лез. Вот и Галимов обычно стоял себе в стороне и потихоньку ждал, когда шум закончится. Но на этот раз Галимов правильно понял намёк и верно оценил фразу «если скажешь». И не стал дожидаться близкого знакомства с болотом, тем более что автомат и карабин смотрели на Лёшку не отрываясь.

На вооружённых поляков Лёшка броситься не успел – получил удар по ногам, грохнулся на пол, сверху на него навалился Галимов, потом подключились Мехтиев и Багдасарян. Лёшку прижали к полу и завернули руки за спину. Потом посмотрели на меня. Мое мнение как сержанта значило в этой ситуации много. Им потом с Лёшкой в казарме объясняться, если мы вообще в казарму попадём. Но если в экзекуции принимал участие я, то всё могло обойтись для них не так болезненно.

Я не торопясь наклонился к орущему от возмущения Лёшке, вытащил ремень у него из брюк, связал руки.

– И ты с ними, сержант! – проорал Громов. – С этими чурками на своих?!

Лёшка не был националистом, упаси бог. Но не назвать татарина, азербайджанца и армянина чурками в такую минуту он, естественно, не мог. Хоть как-то уязвить. Если, кстати, принять во внимание, что он, если уж совсем честно, не русский, а мордва, то этот его крик про чурок вообще был бессмысленным.

– Мы его в угол положим, – сказал я Стефану. Стефан посмотрел на ручные часы и покачал головой.

– Нельзя. Вас ещё можно оставить, а связанный советский солдат мне всю картину испортит… Отведите его за мной. Ничего с ним не случится… Успокоится…

Отвести Лёшку не получилось, он брыкался, пытался достать хоть кого-нибудь ногой, даже плевался в поляков и один раз попал. Пришлось связать ему ещё и ноги, потом поднять и отнести в подвал.

Стефан пошёл вперёд, показывая дорогу.

Всё-таки я был прав, когда решил, что мы попали в замок. Когда Стефан поднял деревянную крышку люка, окованную железом, под ним оказались каменные истёртые ступени. И стены были каменные. Такое у меня возникло ощущение, что деревянный дом поставили на чужой фундамент. На останки древней крепости.

Пока мы тащили притихшего Лёшку, я успел рассмотреть кольца для факелов на стене и, глянув под лестницу, обнаружил, что она по спирали спускается ещё глубже – виток за витком. Но далеко вниз мы не пошли, Стефан двинулся по первому же коридору.

– Сюда, – сказал Стефан и с лязгом отодвинул засов на двери в конце коридора, открыл дверь и сказал, заглянув вовнутрь: – Это мы, не стреляй.

И я подумал, что у поляков тут всё очень серьёзно.

Как-то даже слишком серьёзно. Подвал был не очень большой, но и не крохотный. Метров десять в длину и почти столько же – в ширину. Перед самой дверью стоял массивный деревянный стол, за ним, на табурете, сидел пожилой дядька в тулупе. На лице у дядьки были печальные вислые усы, а на столе перед ним – автомат «ППШ» и керосиновая лампа. Свет с трудом дотягивался до дальнего конца комнаты.