Владимир Аренев - Ведьмачьи легенды

– Поесть, попить, обсохнуть, – объяснил Стефан. – Вы же этого хотели? Ваш солдат так и сказал – пожрать горячего. Вот и пожрете горячего…

– А всё это для чего? – я указал на оружие. Глупо, конечно, получалось, я лез не в своё дело там, где стоило просто помолчать и подождать, но терпение у меня кончилось, даже не начавшись. Как говорил один мой приятель, когда скромность давали, я в очереди за наглостью стоял. – Приятного аппетита мне пожелать?

– Вот знаешь, Стефан, – задумчиво проговорил старик, глядя куда-то сквозь меня, – сколько я москалей знаю, все они норовят вопросы задавать. Пожрать-попить- поспать… и вопросы.

Все это старик сказал по-русски, специально для меня.

И Стефан ответил по-русски, что я – парень молодой, любопытный.

А я им сказал, что парень я молодой, но не дурак. И хочу знать – кто они такие и что нас ждёт.

И я хотел бы знать, что нас ждёт, сказал Стефан, а старик кивнул, подтверждая, что и он хотел бы знать. Хоть криком ори, хоть плачь – никто ничего не собирается объяснять. Возник у меня в тот момент соблазн схватить со стола гранату, рвануть с неё кольцо и сказать, что если они немедленно нас не отпустят, то я… Соблазн возник и пропал. Во-первых, я никогда в жизни гранату в руках не держал. Во-вторых, я не хотел умирать, я хотел домой.

Мне оставалось сто тридцать пять дней до приказа об увольнения. Нужно было только дотерпеть. Сто тридцать пять – и всё. А завтра – сто тридцать четыре. Потом – сто тридцать три… И я понимал, что даже если я гранату со стола схвачу и сорву кольцо, то разжать руку не смогу. Такие дела.

Я вышел из комнаты и даже дверь за собой не захлопнул – мягко прикрыл. Чего тут психовать? Тут ждать нужно и жить. Как там сформулировал старик основные принципы москаля? Пожрать-попить-поспать?

Что-то в этом было правильное. Оставалось только эти принципы воплотить в жизнь.

Я пошёл на кухню.

Парни уже ели. Сидели вокруг большого стола и домолачивали ложками из глиняных тарелок что-то вроде рагу. Пахло вкусно. В печке горел живой огонь.

Девушка в джинсах и свитере молча поставила на стол тарелку для меня, парень – мой ровесник или чуть старше – отрезал от круглого хлеба толстый кусок и протянул мне. Тоже молча.

Я взял хлеб, сказал «спасибо» и сел к столу.

– Я спрашивал, что это за бурда, а они не говорят, – сказал Лёшка. – Понятно, что из капусты и с ветчиной, а что именно… Но вкусно.

– Бигус, наверное, – предположил я. – Только не тот, что у нас в столовой, а настоящий.

– Да? Я наших поваров давно собирался в котёл головой сунуть. – Лёшка остатками хлеба почистил миску. – Теперь точно – вернусь, накажу. Уроды.

– А мы когда дальше пойдём? – спросил Мехтиев. Ему девушка уже подала чашку, он отхлебнул и блаженно зажмурился. – Может, тут останемся?

– И попросим политического убежища, – подхватил Лёшка и засмеялся. – Слышь, сержант, тебе говорил писарь из штаба, что тобой в особом отделе интересовались? Не рассказываешь ли политические анекдоты? Не клевещешь ли на социалистическую эту… действительность?

Мне писарь про это рассказывал. И про то, что его вызывали в особый отдел, и про то, что подробно расспрашивали обо мне. Только мне было наплевать. Анекдотов политических я кому попало не рассказывал, на социалистаческую действительность мне было наплевать. Да и всем было наплевать.

Десятого числа умер Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Мы были в карауле, когда раздался звонок и офицер из комендатуры сообщил про смерть и приказал, чтобы мы усилили бдительность. Начальник караула, который как раз спал в этот момент, высунул голову из-под шинели и сказал недовольным тоном: «Звонят тут из-за всякой ерунды, спать мешают». Такая вот эпитафия.

Такая социалистическая действительность. А наш особист меня просто невзлюбил с тех пор, как я ещё рядовым отказался писать доносы. Всё просто и от меня не зависит. Накопает – попытается сделать мне гадость. Не накопает…

Сто тридцать пять дней, напомнил я себе. И всё. И домой.

Еда была вкусная, чай, хоть и не настоящий, а травяной, был горячим, сладким и ароматным. Я даже снял плащ-палатку и расстегнул бушлат.

Багдасарян о чём-то разговаривал с Галимовым, Саня Мехтиев снова начал свою бесконечную историю про то как был водителем у заместителя министра внутренних дел Азербайджана и как ему секретарши на день рождения подарили лайковый костюм… Врал Саня бесталанно, но с подробностями и деталями, костюм всегда был лайковый и белого цвета, никто из нас даже представить себе такого не мог. Но слушали, иногда подшучивая. Вроде как выполняли ритуал.

Девушка собрала посуду и стала её мыть.

Фигурка у неё была весьма и весьма, джинсы – в обтяжку, ещё она и наклонилась так удачно, что брючки очень честно подчеркнули всё, что нужно. Классная попка. Я про это подумал. Подумал, а Лёшка, дурак, ляпнул вслух.

Если перевести на приличный язык, то сказал он, что с удовольствием вступил бы с девушкой в интимные отношения, и даже два раза. При этом он наверняка ничего плохого в виду не имел, на его языке это означало только комплимент, высокая оценка лица противоположного пола. Но балбес не учёл одного обстоятельства. Понятие «вступить в интимные отношения» у нас в батальоне обычно передавалось польским термином. Вот его Лёшка по привычке и употребил.

Я бы ее… ну и так далее.

Парень, который резал для нас хлеб, человеком был спокойным и даже, возможно, благородным. Он вначале отложил в сторону нож, а уж потом врезал Лёшке в ухо.

Лёшка слетел с табурета, растянулся на полу, парень – навалился сверху и принялся старательно обрабатывать дурака кулаками. Справа и слева, справа и слева… Лёшка не сразу понял, что происходит.

Это поляк думал, что ещё секунда – и Лёшка вырубится, но Лёшка только разогревался. Он рассказывал мне как-то о драках в его родном селе на танцах и хвастался, что был там из первых. Нравилось ему это дело – в морду дать и получить, если что.

Вот он несколько ударов пропустил, потекла кровь из разбитой губы, я вмешаться не успел, девушка что-то кричала своему кавалеру, чтобы он прекратил, что русская свинья недостойна… и всё такое прочее, упал с грохотом табурет, что-то заорал Мехтиев, от волнения переключившись на родной азербайджанский… И тут Лёша начал работать.

Он перехватил руку парня, потом ударил головой в лицо, потом отбросил беднягу в сторону, потом вскочили наподдал ему ногой, потом ещё раз, потом рывком поднял на ноги и ударил коленом в пах, потом удержал того а вертикальном положении и ударил снова лбом в лицо и только потом толчком отправил парня в другой конец кухни.

Конец боя. Казалось бы.

Лёшка даже не успел ничего поучительного поляку сказать. Я заметить толком ничего не успел. А Багдасарян успел. Как он умудрился выбить у прыгнувшей девушки нож из руки – я не знаю. Он и сам, наверное, не знает. Но выбил. Девушка ему – с ходу по лицу ногтями, сразу с обеих рук. И к Лёшке.