Владимир Аренев - Ведьмачьи легенды

– Мы тебе ещё одного пленного привели, – сказал Стефан по-польски. – Но его не к ЭТИМ. Его мы на лавку посадим. Только ты смотри, он дерётся. Ты уж его не убивай…

И добавил, чуть понизив голос: «Если получится…»

И я сделал вид, что ничего не услышал. А что я мог еще сказать? Начать возмущаться и оказаться рядом с Лёшкой? Нет, спасибо.

Мы с ребятами усадили Лёшку на лавку, стоявшую вдоль стены, и собрались выходить.

– Сержант, – позвал Стефан. – Посмотри, пожалуй. Может, пригодится…

Я не сразу понял, на что посмотреть. Потом сообразил, что Стефан указывает в дальний конец комнаты, и не пальцем, а стволом пистолета. «Парабеллумом» тычет. И когда только достать успел?

– Ты только близко к решётке не подходи, – предупредил Стефан. – Опасно.

Там была решётка, от пола и до потолка. Частые прутья в два пальца толщиной – от стены до стены. Мне вначале показалось, что двери в решетке нет, но потом я рассмотрел возле стены дверь с громадным замком. Почти с человеческую голову, честное слово.

И клетка мне поначалу показалась пустой, свет от керосиновой лампы не доставал до задней стены. Но когда в руке Стефана зажёгся фонарь, я понял, что клетка пустой не была. В глубине, в нескольких метрах от решётки сидели люди. Четверо в каких-то серых плащах сбились в кучу, чтобы не замёрзнуть, наверное. Я не сразу и понял, что это были люди, поначалу подумал, что просто какая- то куча тряпья. Но потом один из них повернул лицо в нашу сторону, и свет фонаря отразился в его глазах.

– Кто это? – спросил я.

– Лесные, – ответил Стефан.

– Лесные девки?

– Вы их так называете?

– Ну…

– Нет, это не девки. Дриад бы сюда старики не затащили. Это Лесные. Их ещё называют ушастые. Ночные убийцы. Твари. По-разному их называют… – Стефан поводил лучом, словно что-то рассматривая, потом выключил фонарь, быстрым шагом вернулся к двери и что-то тихо сказал охраннику. Дядька ответил тоже тихо, положил зачем-то руку на автомат.

– Пойдём! – приказал мне Стефан и почти побежал по ступеням наверх.

Чем-то он был взволнован. И даже, кажется, разозлён.

Я поднялся за ним следом.

– На кухне посидите, – бросил мне Стефан и ушёл в комнату, где был старик и пулемёт.

Мои парни сидели возле стола и горестно молчали, переглядываясь. Теперь они уже сожалели о своём героическом поступке, уже представили себе, как их будет наказывать Лёшка, когда вырвется на свободу.

Как ни странно, но девушка и парень тоже были здесь. Кровь с лица Ежи уже смыл, сидел бледный, запрокинув голову, а Люцина хлопотала вокруг, прикладывая какие- то примочки ему к лицу.

Я попытался извиниться, но девушка молча дёрнула плечом, и я замолчал. Не очень и хотелось, между прочим. Если бы Арарат её не остановил, сейчас бы Лёшка не связанный лежал, а зарезанный. Очень решительно двигалась девушка. И физиономию она Аре располосовала очень живописно. Четыре кровавые полосы от правого уха ко рту, четыре – от левого. Получилась такая забавная диагональная решётка. То-то разговоров будет в батальоне…

Я бы не стал больше пытаться с Люциной разговаривать, но она снова про оккупантов что-то сказала. Русские оккупанты, мол, убирались бы вы в свою дерьмовую Россию… По-русски сказала, чтобы мы, значит, поняли.

– Ты кого русскими называешь? – спросил я, не вы держав. – Армянина, азербайджанца, татарина и украинца?

– Это всё равно… всё равно… Русские всех заражают своим… ядом заражают, вот… Вы рабы, вы делаете то, что они прикажут… Вы хуже, чем русские. Они иначе не могут, они всегда были палачами, а вы… вы – прихвостни этих палачей…

Парни переглянулись и промолчали.

– Что вам нужно здесь, у нас? – спросила Люцина. Мы вас звали сюда?

– Не звали, – сказал я. – Так вы нас и в сорок четвертом не звали.

– И не нужно было бы приходить… Мы бы сами… С союзниками… А если вы пришли немцев бить, то почему здесь остались? Разбили, взяли Берлин и ушли к себе… Но русские вам сказали, чтобы вы остались, вы и остались… Вы – рабы. Вы в Афганистан полезли вслед за русскими… Зачем, что вы там не видели? Что вам нужно в Афганистане? Вы убиваете женщин и детей. Вы все – русские, украинцы, армяне и азербайджанцы. И татары, – добавила Люцина, глянув на Галимова. – У вас не хватает мужества и гордости, чтобы выгнать русских со своей земли. Вот и платите дань кровью, своей и чужой… Я вас презираю… Всех вас!

– А ваши не такие? – спросил я.

– Нет, не такие! Поляки никогда не были захватчиками! Мы бы никогда не пошли в Афганистан только потому, что кто-то так решил… Никогда!

Глупый получался разговор. Я это сейчас понимаю и тогда понимал, но удержаться не смог. Обидно получалось. Хотелось сказать девчонке, что она дура, что всё ею сказанное – ерунда, но ведь я прекрасно понимал, что не всё… Только ведь и права она была не во всём.

Я мог ей сказать, что они с Наполеоном в Россию в восемьсот двенадцатом шли не на прогулку, а она бы мне в ответ – про раздел Польши и подавление Польского восстания. Мне как-то попался в руки польский учебник истории, так там очень живо было про казаков, которые младенцев на пики насаживали. И про польский город Львов – тоже.

А я ей о польских панах на Украине. А она – про удар в спину в тридцать девятом. А я – про то, как они уничтожили украинские республики в девятнадцатом году, а она – про Варшаву в тысяча девятьсот двадцатом… И что толку, что вначале поляки заняли Киев, и только потом уж вся эта радость переместилась к Варшаве…

Я много читал до армии, историей увлекался.

Но что я мог ей возразить на слова об Афганистане?

Их там не было. Наши их с собой не позвали или все социалистические страны отказались – откуда мне знать? И говорила она с такой уверенностью, что верилось сразу – она не пойдёт. И парень ее не пойдёт воевать на чужой земле.

Нет, я хотел что-то сказать, но тут открылась дверь, на кухню заглянул Стефан, и Люцина замолчала.

- Товарищ сержант, – сказал Стефан. – Не могли бы вы уделить мне немного вашего времени…

Конечно, я мог. У него был пистолет, а у меня пистолета не было. Всё в порядке, всё честно.

– Значит так, товарищ сержант, – тихо произнёс Стефан, когда дверь на кухню закрылась. – Сейчас ты станешь участником одного важного события. Твоя задача – сидеть и молчать. Молчать и сидеть. Справишься?

– Попробую, – сказал я. – Молчать – это меня учили. А потом?

– Потом, возможно, мы вас отпустим. Или не отпустим.

– Небогатый выбор.

– Если честно – я бы отпустил. Но не всё зависит от меня. И даже от деда Петра не всё зависит. У нас гости, вот по результатам разговора…

Распахнулась входная дверь – потянуло холодным воздухом и влагой. Дождь на дворе всё ещё шёл. И уже не шуршал по булыжникам, а лупил изо всех сил. Словно во что бы то ни стало решил эти булыжники раздробить – в щебень, а потом и в песок. И смыть куда-нибудь.