Владимир Аренев - Ведьмачьи легенды

– А Лесные – прекрасные союзники. Надёжные. И Брежнева они, считай, убили… И просят малости – что бы им тутошние земли вернули. Чтобы они своих женщин и детей здесь спрятали, а сами, конечно, будет сдерживать нечисть с той стороны. Надёжно, как всегда… – провозгласил Стефан. – Так?

– Так, – кивнул Хенрик.

– Нет, не так! – крикнул старик и ударил ладонью гю столу. – Не так! Они не охраняют наши земли: твари с той стороны свободно ползут сюда и уже давно бы здесь всё за полонили, если бы не мы… Хотите, я свожу вас в кладовую, покажу чучела? Нет? Мы ловим и уничтожаем чудовищ. Мы даже туда ходим, за Ворота… И знаете что? Лесные там для нас опаснее, чем монстры. Лесные убивают всякого, кто приходит в их земли. Лесные и Дриады.

Мы ходим в Дьявольский Край только тогда, когда уже нет другого выхода. Когда пропадают дети… Мы же регулярно обращаемся к властям, сообщаем, что пропала девочка. Каждый год – по нескольку раз. Что нам отвечают? Что? Тут болота, тут дикие звери. Это наши отвечают, люди. А Лесные смеются нам в лицо. А теперь вы договорились с ними, что мы должны оставить наши дома и поля, отправиться в другие сёла и города… Почему?

– Потому что каждый имеет право на жизнь, – уверенно сказал Хенрик. – И если тысячи разумных существ просят о помощи, то…

– Существ? Живых существ? Подождите, давайте разберёмся. С точки зрения науки – их нет. Не может быть. Драконов не может быть, призраков не может быть, Лесных не может быть. Не так? С коммунистической позиции – тоже не может. Это мистика, все эти ведьмы, колдуны, привидения… А мистика – это вымысел, порождение религиозного мрака. Нет? – Стефан усмехнулся. – А сточки зрения церкви – кто эти твари? Ушастые – люди? У них есть душа? Знаете, как с ними поступали в Средние века? Знаете? Правильно – на костёр. Их травили, как диких зверей, потому что они были не лучше диких зверей. Они убивали, пытали, уничтожали деревни и сёла…

– Они дрались за…

– Да за что угодно пусть дерутся, за что угодно… – махнул рукой Стефан. – Но они дерутся за землю, которую вот пан Пётр считает своей. И ещё тысячи поляков считают своей. Они не имеют права на свою землю?

– Это демагогия! Чистой воды демагогия, – отмахнулся уверенно Хенрик. – Тысячи поляков… Мы же их не в пустыню предлагаем переселить. Мы их поселим в гораздо лучшие условия. Кто захочет – в отдельные коттеджи, кто захочет – в городские квартиры. Мы…

- А если я не хочу? – прищурился старик. – Я не хочу уходить отсюда. Вы меня будете выселять насильно? Войска приведёте? Будет война. И она таки будет. Вы сможете объяснить остальным, что воюете не за продление жизни коммунистическому режиму, а с кучкой людей, не желающих уступать свою землю чужакам? И вы знаете, что произойдёт, если Ушастые переселятся сюда, если граница с их землёй станет длиннее, не сотня метров, как сей час, а многие километры. Представляете, что будет дальше? Твари придут за ними. И станут расползаться вокруг. Всё больше и больше. И никто этих тварей не будет сдерживать. Да и не сможет. Смок прилетит во Вроцлав, например. Или доберётся до Варшавы… Или в Краков, чтобы отомстить за своего дальнего родственника. В реках и болотах появятся монстры… Оборотней давно не видели на побережье?

– Их остановят Лесные, мы говорили с ними об этом…

– Так чего же они сейчас этого не делают? Почему наших охотников перехватывают и уничтожают? Им вся эта земля нужна, они не остановятся… Я знаю – не остановятся. Будут расползаться всё дальше и дальше…

– Но иначе они погибнут, – тихо сказал пан Анджей.

– Да? Это они пану сказали? – осведомился старик. – А что ещё они вам сказали…

– Вы не хотите понять, – Хенрик сел в кресло и снова вскочил. – Там же тысячи людей…

– Лесных, – поправил старик. – Они не люди.

– Ну и что? Они живые, они страдают. Их нужно спасти…

– Так переселите их по одному, по два… Вам же всё равно придётся рассказать людям о новых соседях… да они и сами не будут скрываться. Это сейчас мы их убиваем, как только они оказываются возле наших домов, а там они скрываться не станут. Так вы их расселяйте по одному на деревню, по двое… Мужа с женой, в крайнем случае с детьми… – старик при каждом слове ударял кулаком по столу. – Если они хотят выжить, то…

– Они не могут так поступить. Они должны сохранить свою культуру. – Хенрик снова добрался до привычной темы и заговорил уверенно. – Они хотят остаться народом, сохранить тысячелетнюю культуру. И кто, как не поляки, могут их понять? Мы, столько лет прожившие под чужеземным гнётом, но сохранившие свое польское сердце… разве нам не понятны такие чувства у другого разумного существа?

Старик захохотал.

Это выглядело жутковато – старика согнуло вдвое, тело дёргалось, как в припадке.

– Что такого смешного я сказал? – осведомился Хенрик.

– Пан забыл, в каком месте находится… – сквозь приступы хохота выдавил из себя старик.

– В замке?

– Нет, в Силезии. В Силезии. Вы помните операцию «Висла»? Как отсюда выселяли немцев? Просто выгоняли из домов или оставляли на несколько лет отрабатывать преступления… Помните? А помните, что сюда переселяли с восточной границы украинцев? Тех, что решили жить в Польше, а не в Советском Союзе. И нас никто не спрашивал: хотим мы сохранить свою культуру и национальные чувства? Нас сюда привезли и поселили по одному, по два человека в польских деревнях. Знаете, как на меня смотрели соседи? Как на бандита. Я ведь помогал украинским националистам. И я таки помогал им, продуктами, вещами… Даже вместе с ними воевал против большевиков и против ваших… Но когда встал вопрос – жить или подохнуть, я выбрал, ясное дело, жить… Я стал поляком. И дети мои стали поляками, они даже не знают украинского. Я их не учил, потому что… потому что они живут в Польше, значит – поляки. Мой младший живет в Гданьске и одним из первых вышел на улицу. Мои внуки учатся в Варшаве, в университете, и они носят в петлицах эти радиодетали, как они там называются… сопротивления. Называют русских оккупантами и ненавидят коммунистов… И я ни слова не возразил. Они имеют право. Только когда внук приехал сюда оружие просить, я его выпорол. Потому что нельзя баловаться огнём в родном доме. Нельзя, мать его так! Русские здесь? Стрелять в них? Так ведь они уйдут, рано или поздно. Они мозолят нам глаза, они вроде бы поддерживают наших коммунистов… Но ведь нас-то они из дома не выгоняют, в наши дела не лезут… Поэтому я внука выпорол, а он не обиделся – понял… Мы знаем, что это наша земля. Знаем. И они знают, всё знают. И мне наплевать, что раньше тут жили немцы, мне наплевать, что мы их отсюда вышвырнули, как хлам. Это моя земля, и никто не смеет мне указывать, как на ней жить! Когда ко мне явились молодчики из города с толстыми кошельками, осмотрели моё поле и спросили, сколько я заработал бы на урожае, что я им сказал? Я спросил, зачем им это? Они ответили – что заплатят мне столько, сколько я планировал заработать, но только пусть пшеница сгниёт на корню. Они даже сверху хотели добавить, чтобы я не убирал свой хлеб на своей земле… Чтобы в магазинах не было хлеба, это поможет Польше обрести свободу. Я их выгнал. Я их вышвырнул прочь со своей земли… А теперь вы хотите, чтобы я ушёл отсюда? Там, в соседней комнате умирает мой сын, Болеслав. И будет умирать ещё много дней, если я не решусь взять грех на душу и своей рукой…