Станислав Смакотин - Немой пророк

Несчастные мураши на спине затоптаны ногами слонов, которые тех даже не заметили. Лишь один оставшийся в живых обороняющийся мужественно размахивает флагом из своей норки – это то чувство, что я всё-таки смогу встретиться со своей женщиной. Остальное же, к гадалке не ходи, является стопроцентным, вылитым домашним арестом. Однако, у меня имеется ещё одно важное дело! Надо выговорить себе его во что бы то ни стало!!! Здесь, сейчас, пока не поздно!!!

И пока Николай тянется за колокольчиком, я успеваю:

— Ваше величество, не звоните пока! У меня есть одна просьба!!!

— Какая же? — золотая игрушка вот-вот разразится звоном.

— Ваше величество, я хотел бы… Отпустите меня в Санкт-Петербург под честное слово одного, без охраны, сегодня. У меня есть там одно… Одно дело. Оно касается лично меня и членов моей будущей семьи. Не только их, но сегодня оно коснулось и их тоже.

Император пристально смотрит на меня с застывшей в воздухе рукой.

— Дело чести?

— Именно так, ваше величество. Я вернусь, обещаю, вечерним поездом. Здесь останется моя раненная невеста и я даю честное слово, что не обману. Если останусь жив – вернусь.

В его глазах мелькает догадка.

— Вы собираетесь… Мне следует отпустить вас в столицу с вашими вещами? Из будущего?

— Да, ваше величество, именно так.

— Но…

— Я умоляю вас! Одного, без слежки и охраны!!! Мне надо!

Он размышляет не больше секунды.

— Хорошо.

И колокольчик в его руке издаёт громкий, мелодичный звон.

Закончив обходить ряды и забрав телефон у последнего человека, я не сомневаюсь ни секунды: «Если я сам, внутри себя назвал это делом чести, необходимо идти до конца. Я должен сказать им всем, здесь и сейчас. Иначе это будет подло! Пусть знают! Если даже я…»

С тоской взглянув на запертую дверь в углу, я медленно иду вдоль стены к трибуне.

«…Если даже мне отсюда никогда не выйти. Что очень вероятно!»

— Господин э-э-э… флигель-пришелец! А как же заказанный диспут?.. — громко кричит кто-то из публики. В ответ раздаётся смех и хлопки.

— Просим флигель-пришельца на трибуну!

— Заграничное устройство? Где раздобыли?

— Товарищи, товарищи… Я понял: человек сдрейфил и решил таким образом избежать посмешища! Не получится! На трибуну!

— Мистификация!!! Такие самолёты попросту не взлетят!

— Цветная картинка!!!

— Будущая котлета!..

Слышен первый громкий свист. Впрочем, негодует лишь часть зрителей. Лица другой половины задумчивы, и когда я прохожу мимо них, эти люди провожают меня странными, если не сказать испуганными, взглядами. Как и вот эти двое, у стены, тоже молчат… Я ещё раз удивлённо оборачиваюсь, пытаясь понять, где видел эти лица – я обратил внимание на этих двоих, ещё когда проходил мимо с телефоном, давая им посмотреть фотку с самолётами… Густые седые бороды у обоих, как у Маркса, седые же усы… Напоминают стариков, только вот глаза этой парочки – вовсе не белёсые с прожилками желтизны, как у людей их возраста. И глаза эти странно, но мне знакомы. Где я мог видеть их? Где?!

Троцкий всё так же стоит у трибуны с задумчивым видом. Он как раз, в отличие от некоторых своих коллег не свистит и ведёт себя спокойно. Поверил? Куда же делась та праздная уверенность, что была в начале?

Когда я преодолеваю три ступеньки, он подходит в упор, загораживая дорогу и глядя на меня с ненавистью:

— Признайтесь, зачем вы это устроили? Я просто не понимаю! Вы ведь выставляете себя полным посмешищем? Вы собираетесь дискутировать, господин Смирнов?..

— Одну секунду, Лев Давыдович. Мне можно на трибуну?

— Прошу!..

— Спасибо!

Заняв место, я ещё раз оглядываю собравшихся. Задерживаясь глазами на странной парочке у стены… Парочке, имеющей странную, явно не похожую на натуральную растительность на головах. Напоминающую больше… Напоминающую… Накладную? Та-а-а-к… И где я мог видеть эти глаза, в таком случае?!..

Слышны крики:

— Товарищи, товарищи… Господин из будущего хочет нам что-то сказать!

— Пророчество!!!

— Послание!!!

— Оракул!!!

— Пророк! Да к тому же – немой! Тише, тише, товарищи, слушаем!!! Слушаем господина немого пророка!

Шум стихает.

— Господа! Или, как это принято в вашей среде, товарищи! — спокойно произношу я. — Я действительно пришёл к вам не вести дискуссию с господином… товарищем Троцким. Прошу меня за это простить, я вас обманул!..

По рядам идёт недовольный ропот и я подымаю руку:

— …Но я признаюсь вам в этом обмане самолично и без принуждения. Сам! Также, мне необходимо признаться ещё в одном деянии, что я сейчас и сделаю… Не имеет значения, господа, поверили вы мне, либо нет. Имеет значение лишь одно: вскоре вы все умрёте. Умрёте от имени всех тех жертв, чья кровь лежит и будет лежать неизмеримо больше на ваших руках. Умрёте, потому что сегодня к вам пришёл сюда я. В чём я вам самолично, находясь в здравом рассудке и признаюсь.

В зале воцаряется гробовая тишина. Такая, что урони я сейчас иголку, звук от её падения прогремел бы, подобно грому. После чего, пройдя мимо обомлевшего Троцкого, я подхожу к двери и дёргаю её за скобу – та оказывается незапертой.

— Проводите меня и завяжите глаза на выходе, — спокойно говорю я человеку за ней. — Я ухожу.

И пока мы идём по сырому подвалу, хлюпая жижей под ногами, я вспоминаю, где видел глаза той парочки. Глаза двух мужчин с накладными бородами и в париках я видел в совсем разных, казалось бы, никак не связанных собой местах. Однако, оба они объединены, потому и сидели вместе. Тот, что сидел ближе всего к стене – князь Оболенский, мой августовский дуэлянт, личный адъютант Сандро Романова. Рядом же с ним, в скромном пиджаке восседал не кто иной, как сам августейший великий князь Александр Михайлович Романов, собственной персоной. Дядя царствующего императора и мой давнишний, ещё со Владика, знакомец.

Кубики катятся по дубовому паркету, издавая негромкий стук. Глазам невозможно уловить мелькающие значения костей, и остаётся только ждать, пока те остановятся. Наконец, на мгновение задержавшись на ребре, первый принимает устойчивое положение, ложась на сторону. Выпала «единица». За вторым мне приходится лезть под кровать, и, пошарив рукой в пыли, я извлекаю и его, стараясь не нарушить расположения жребия. Здесь «двойка»… Значит, на три клетки…

Вернувшись к разложенной на турецком ковре карте, я передвигаю смешного деревянного человечка на три хода вперёд, останавливаясь на картинке, где нарисованная дама в нарядном платье принимает букет от кавалера во фраке и белых почему-то подштанниках. Ну, либо колготках, если судить по меркам двадцать первого века. Правда, вероятнее всего это вовсе никакие не колготки, разумеется, а гусарские, видимо лосины – но уж больно напоминают! Происходит же всё это милое действо на фоне старинной крепости с бойницами и острыми куполами на башнях. Чуть пригнувшись, я разбираю и название города, куда меня на занесло на сей раз – Псков. Задержав взгляд на красивой картинке и невесело вздохнув, я встряхиваю кубики, вновь отправляя их катиться по полу. Отмеряя мне количество ходов, которые я могу сделать в игре, под названием «Путешествие по России». Или, «гусек», как её принято здесь называть. Обычной настольной игре, которую приобрёл во время последнего посещения Питера. За неимением интернета и компьютера в этом времени – крайне полезная штука. Только вот покупая в заполненном счастливыми детьми магазине детских игрушек большую красочную коробку, я никак не мог представить, что буду перекатывать костяшки один в мрачной тишине своей квартиры. Без Елены Алексеевны. Без права выйти и элементарно пройтись по Царскому Селу в одиночестве. Снова находясь в положении пусть и домашнего, но арестанта. С перспективами будущего – мама не горюй какими, а говоря точнее: обычного наёмного убийцы, пусть и государственного масштаба.