Станислав Смакотин - Немой пророк

— Эту бумагу, господин Смирнов, я составил достаточно давно… — прижимая листы ладонью, будто страшась, что их подхватит сквозняк, он неотрывно смотрит мне в глаза. — Составил на следующий же день после нашей с вами первой беседы, что состоялась в месяце августе. Составил и убрал в стол… И знаете почему, господин Смирнов, я не проставил на ней ни даты, ни подписи?..

Осторожно, двумя пальцами взяв, он протягивает мне какой-то документ.

— Прочтите сперва, конечно… Берите, вам будет интересно!

Шагнув вперёд, я принимаю листы. Развернув, начинаю читать:

«Судьба России, благо народа, всё будущее нашего дорогого Отечества требуют проведения важных государственных реформ. В эти неспокойные времена в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения блага и, в согласии с Провидением и совестью, признаём Мы за благо отречься от Престола государства Российского и сложить с Себя Верховную власть. Передав её избранникам народа Российского, в чём заповедуем их править делами государственными в полном и нерушимом единении с совестью, благими намерениями и заповедями Божьими…»

Даже несмотря на внутреннее состояние, я изумлённо подымаю глаза:

— Это ведь текст отречения?!.. Вы отрекаетесь от престола?

— Читайте дальше, господин Смирнов… — устало произносит Николай Второй. — Читайте, после чего я объясню вам, почему не поставил ни даты, ни подписи.

Далее следует длинное положение об отмене четырёх выборных курий и утверждении всеобщих, с тайным голосованием, выборов… После чего огромный абзац о формировании правительства с помощью основных парламентских фракций…

Опустив листы, я перевожу взгляд на Николая:

— И почему, ваше величество, вы не поставили ни подписи, ни даты?

Грустно усмехнувшись чему-то про себя, император отвечает:

— Потому что, господин Смирнов, в такой огромной и малообразованной стране, где едва ли не каждую неделю от рук террористов гибнут губернаторы и генералы, как и сегодня здесь, в Царском Селе… Проведение в гигантской империи столь масштабных реформ без предварительной подготовки будет подобно взрыву вулкана… Вчера вы рассказывали мне о том хаосе, что произошёл после моего отречения в феврале семнадцатого года. Готовы ли вы предсказать, что подобного не случится, если я подпишу его сегодня? Завтра? Послезавтра?

Взяв обратно бумагу, Николай кладёт её перед собой, прижимая сверху пресс-папье.

— Проект Конституции, господин Смирнов, готовится уже два месяца, и на днях должен поступить на высочайшее моё утверждение. Петру Аркадьевичу, назначенному недавно премьер-министром, я дал полную свободу действий. Третьего дня он предоставил мне проект свода законов, касаемый собственничества земель крестьянами. Насколько я знаю, сейчас он работает над судебной, образовательной и военной реформами. Теперь что касается ваших угроз мне…

Встав из-за стола, Николай медленно подходит к окну, повернувшись спиной и сложив руки на груди.

— Многие, я знаю, считают меня мягким и легкомысленным. Однако, не забывайте – во мне течёт кровь отца, и предок мой, государь Николай Первый… — он не договаривает. — Откровенно говоря, господин Смирнов, стоит мне в данный момент лишь щёлкнуть пальцами, и с вами мы больше никогда не встретимся. Но я уже сказал о Провидении, и лишь поэтому вы до сих пор здесь, — развернувшись на каблуках, он подходит ко мне в упор.

— Сегодня, насколько я знаю, вы потеряли будущего тестя, и я вам весьма сочувствую и сопереживаю вместе с вами – я весьма ценил и уважал светлой памяти Алексея Николаевича… Царствие Божие этому замечательному человеку. Но это ни в коей мере не даёт вам права разговаривать с императором в таком тоне, господин Смирнов…

Последние слова я почти не слушаю – гнев пеленой заволакивает мне глаза. Еле сдерживая себя, я бормочу сквозь зубы:

— Вы забыли произнести имя ещё одного убитого сегодня человека… Вместе с генералом погибла Елена Алексеевна Куропаткина, фрейлина её величества… Моя невеста. Или, эти мелкие подробности не стоят упоминания в устах монархов?!.. — глаза мои горят огнём.

Отступив на шаг, Николай удивлённо вскидывает брови:

— А вам разве не сказали? Госпожа Куропаткина жива и находится в данный момент под присмотром господина Боткина: насколько я уяснил из доклада, у сударыни фрейлины её величества средней степени контузия и несколько лёгких ранений вскользь. От основной массы осколков её закрыло тело отца…

Пол под ногами начинает качаться, а мир вокруг вдруг покрывается мелкой рябью. Не в силах устоять на ногах я теряю равновесие и опускаюсь на пол. Быстрые шаги рядом, и к моим губам бережно прикасается стакан.

— Выпейте, быстрей!

Горло обжигает нечто очень крепкое и я закашливаюсь. Жадно сделав несколько глотков, хриплю:

— Вы мне сейчас не врёте?..

— Господин Смирнов! Вы снова забываетесь? Не вру… Вы сказали о средстве спасения… Каково же оно?

Но мне сейчас не до каких-то там императоров… Жива! Лена!!! Родная, милая моя!!! Да как же я-то, я-то не разглядел?.. Оставил тебя там?.. Не прощу себе никогда…

— …Сдохни, душегуб! — раздалось в утренней тишине.

И генерал Куропаткин, совсем как Витте тогда, в вагоне, сделал неловкое движение, пытаясь поймать брошенный в открытое окно свёрток…

В следующий миг тело моё, вместе с осколками вылетевших стёкол, отбрасывает назад мощнейшей взрывной волной…

Очнувшись на камнях, я инстинктивно попытался встать на четвереньки, удалось лишь со второго раза… Сел, обхватил руками голову, пытаясь осознать, что произошло… «Нет-нет-нет, такого просто не бывает… Это всего лишь кошмарный сон и сейчас я проснусь в своей кровати… В реальности не должно, не может такого случиться с моей… Главное, не смотреть туда, и всё сразу станет хорошо!..»

Раздался женский крик, за ним ещё один… Топот ног вдали…

Я заставил себя поднять голову.

На месте, где стоял «Мерседес» дымился остов когда-то блестящего, синего автомобиля… Автомобиля, в который минуту назад села моя женщина… Это не сон.

Вскочив, бросившись туда, где только что находилась пассажирская кабина, я с нечеловеческим усилием рвал и рвал на себя куски металла, бывшие когда-то задней дверью. Рвал, рыча сквозь зубы, боясь заглянуть в проёмы окон… Рвал и что-то кричал, дёргая не поддающийся металл. А когда всё же заглянул, увидел лишь грязно-красное месиво… Где редкими вкраплениями цвета неба, которые не успела ещё поглотить копоть с растекающейся кровью, выделялось праздничное, надетое по случаю помолвки и знакомства жениха с папой, кружевное платье…