Станислав Смакотин - Немой пророк

Не дождавшись ответа, тот пожимает плечами:

— Как знаете. Один вопрос: вы без оружия? — взгляд его придирчиво скользит по моей фигуре, останавливаясь на уровне груди. — Что там у вас? Курите, портсигар?

Впервые за всё время поездки я разлепляю сухие губы:

— Курю. Я без оружия.

— Верю. Верю, господин Смирнов, и даже вижу. Ну что ж, идёмте тогда! Вот сюда, пожалуйста, я пойду впереди, — кивнув в сторону лестницы, он начинает быстрым шагом по ней спускаться. — Внизу высокая ступенька, не упадите!

Отлично видно, что правый карман его пальто характерно оттопырен. Там либо наган, либо что-то более серьёзное.

Тёмный коридор старинного подвала с низкими сводами. Под ногами хлюпает вода, тут очень сыро и пахнет склепом. Несколько раз мне приходится пригнуть голову, чтобы не задеть потолок. Поворот, следом ещё один… Сквозь тишину подземелья прорывается отдалённый посторонний звук, за ним ещё один… Ещё несколько шагов и становится отчётливо слышен раскат хохота, как смеются удачной шутке. Очевидно, что с каждым пройденным метром мы приближаемся к помещению, где находится много людей. Наконец, преодолев ещё несколько поворотов, мы останавливаемся перед высокой дверью, сквозь которую пробиваются яркие полоски света.

— Мы пришли, господин Смирнов, — поворачивается ко мне проводник. — Вас ждут, как вы и просили!

Усмехнувшись, он дёргает скобу, жестом приглашая внутрь. Я делаю ещё два шага и дверь позади громко хлопает.

Яркий свет заставляет зажмуриться на секунду, в течение которой людской гомон стихает. Превращаясь в почти полную тишину. Дождавшись, когда глаза вновь смогут видеть после темноты, я спокойно оглядываюсь вокруг.

Сильно накурено. Дым осязаемо застыл в воздухе изгибающимися, серого цвета волнами. Довольно большое помещение с низким, в разводах и потёках, потолком. В таких, спустя столетие, будут очень любить устраивать собрания жильцов ТСЖ и кондоминимумы: скамьи, выстроенные в несколько рядов, небольшая трибуна для выступлений недовольных членов сообщества и их вороватого руководства… Заляпанный угольной пылью мокрый пол с прогнившими досками, грозящий провалиться в глубь земли. Только здесь, в этом подвале, скамьи заняты вовсе не разгневанными тётками, требующими у правления расходной сметы ремонта отопительной системы за текущий год…

Медленно обводя взглядом пространство, я вижу несколько десятков разнообразных лиц, глаза которых с любопытством взирают на вошедшего. Лиц самых разных – худых, полных, бритых, окаймлённых изящными бородками и наглухо утопающих в растительности. Серьёзных, глупых, угрюмых и даже интеллигентных – таких, какие встречаются у заслуженных профессоров в вузах. Среди присутствующих затесалось даже несколько женщин – их шляпы редкими островками выделяются на общем фоне мужских причёсок. Я знаю, чего ожидать от этого собрания, и потому абсолютно спокойно останавливаюсь на нескольких знакомых ликах, бросающихся в глаза.

Ленин. Нет, ещё пока Ульянов. Сидит в первом ряду, лихо закинув ногу на ногу. Совсем не напоминает того, точёного из мрамора, каким его ваяли советские художники. У этого человека – рыжая бородёнка с редкими усиками и потная лысина, с явными следами желания комплексующего хозяина сохранить остатки волос. Хорошо видна отчаянная попытка зачесать их с висков, чтоб лежали сверху – глядите, у меня всё не так плохо! На мгновение мы встречаемся взглядами – он смотрит нагло, дерзко и с вызовом. Поняв, что стал объектом моего внимания, кривит губы в презрительной усмешке, не отводя глаз.

А вон там, в последнем ряду, выделяется чёрная, как смоль, грузинская шевелюра. Из-за плотного табачного дыма мне не увидеть выражение лица её хозяина, заметны только густые чёрные усищи, уходящие в стороны острыми концами. Я тоже его знаю, великого учёного, друга всех детей и большого любителя «Киндзмараули» с «Герцеговиной Флор». Впрочем, пока ещё лихого горца Сосо, промышляющего разбоем на больших дорогах. Хорошо, что он здесь.

Вокруг сидит ещё масса людей из двух объединённых партий, многие из которых наверняка войдут в пантеон славы вождей, рангом помельче. Либо, наоборот – сгинут навсегда из учебников «Истории ВКП(б)». Или, как её принято было ещё называть, «Краткого курса». Но – они остаются неузнанными в силу своей молодости.

Кроме, разумеется, лидера сегодняшнего мероприятия. Сверкая линзами пенсне, слегка облокотившись плечом о стену, у трибуны в свободной позе расположился мой сегодняшний оппонент, молодой Лев Бронштейн. Уверенный взгляд которого не оставляет сомнений: находись вместо меня тут хоть сам Господь Бог, в которого он никогда не верил, он разнёс бы в пух и его. Поскольку в дискуссиях юный Лев – считается непобедимым.

— Товарищи, минуту внимания! — не меняя позы, Бронштейн картинно подымает руку. — Представляю вам господина, изъявившего желание состязаться со мной в публичном диспуте! Человек этот, некто царский флигель-адъютант господин Смирнов стоит здесь, перед вами, прошу его любить и жаловать! — опустив руку эффектным жестом, устремляет Троцкий ладонь в мою сторону.

Завершив представление, тот делает несколько шагов, подходя ближе. Прищурившись сквозь пенсне, Лев всматривается в моё лицо. После чего, снова обернувшись к залу, громко добавляет:

— Господин Смирнов обещал сделать из меня котлету, товарищи. Разумеется, словесно! Однако, как мы видим, подобное уже кто-то проделал с ним. И отнюдь не на словах!.. — картинно отступив, он простирает руки к моему лицу.

Раздаются смешки – работа на публику ему удаётся прекрасно. Он, видимо, действительно отличный оратор. Дождавшись, пока шум стихнет, Бронштейн с таинственной интонацией продолжает:

— Когда сей господин бросил мне вызов, я предложил ему на правах выбирающего оружие тему словесного поединка, под названием… — выдерживает он по всем канонам жанра паузу. — Под названием «Самодержавие – как прогнившее, отжившее себя явление»! И господин царский флигель-адъютант пообещал не сдрейфить! Предлагаю вам, товарищи, поддержать аплодисментами смелость господина Смирнова! Всё-таки, нечастый это случай, согласитесь, визиты к нам столь важных персон!..

Троцкий деланно производит несколько громких хлопков в ладоши. Зал нехотя отвечает тремя-четырьмя.

Снова отвернувшись от зрителей, Троцкий, возвысив голос, обращается ко мне:

— …Также, господин Смирнов, прошу иметь в виду: обширная статья о нашем диспуте будет опубликована в ближайших выпусках газет «Искра» и «За народ!». Вы согласны?

Подло. Об этом уговора не было, и произнеси он подобное ещё вчера, я ответил бы твёрдым «нет!», немедленно покинув аудиторию. Под свист и улюлюканье присутствующих «товарищей». Но сегодня всё по-другому, и я безразлично киваю в ответ. Это немного его огорошивает, но он быстро берёт себя в руки: