Станислав Смакотин - Немой пророк

Итак, завтра… Завтра я с Куропаткиным и Еленой Алексеевной еду на автомобиле в Гатчину, привожу их обратно, и…

И тут, ясно представив себе Елену Алексеевну, даже услышав звук её голоса в тишине, я окончательно понимаю, что никуда-то я отсюда не уеду! Потому что с ней – нельзя, а без неё – нельзя ещё больше. Просто, не смогу. Так как люблю.

Остаток ночи проходит ужасно: извертевшись вконец, я не знаю, где приютиться на огромной двуспальной кровати. Проваливаясь в полудрёму и выпадая обратно, в реальность, я вижу во сне то сюрреализм в образе огромных пауков, затаившихся в Александровском дворце – липкой белой паутиной переплетены огромные залы, все стены и коридоры… А когда я, в панике, бросаюсь к спасительному выходу, то немедленно запутываюсь в клейкой массе, чувствуя, как шершавые лапы неумолимо подтягивают меня обратно…

То вдруг оказываюсь посреди огромного поля с пожухлой, выцветшей травой. Под ногами видна теряющаяся в тумане старая дорожная колея, а рядом, в нескольких шагах стоит группа людей в военных мундирах. Их немного, но лиц не разглядеть – всё скрывает дымка…

Несмело подойдя к ближайшему, я робко касаюсь его плеча:

— Сударь, подскажите, где мы?..

Он поворачивает мертвенно-бледное лицо, и внезапно я узнаю в нём лейтенанта Данчича.

— Борис Арсеньевич?!.. — удивлённо восклицаю я. — Но вы же тогда погибли на «Суворове»! Я сам видел, мы вместе стояли на мостике… Как вы здесь?..

Ничего не отвечает лейтенант «Суворова», грустно глядя на меня. Лишь подняв руку, молча указывает на остальных.

— А вы… — трогаю я за рукав шинели следующую фигуру. Человек оборачивается, и становится видна седая адмиральская борода. — Зиновий Петрович?! Я же читал, вы скончались…

Молчит и он, сурово взирая на своего странного гостя, подобранного когда-то в морских волнах его эскадрой.

Внимательно всматриваясь в лица, я иду мимо застывших людей: вот наместник Алексеев вопреки привычке приосаниваться, стоит ссутулившись, как простой человек- странно, на нём надет адмиральский мундир, я встречал его только в генеральском? Линевич совсем рядом, словно только что двое этих офицеров вели беседу…

Не хватает двоих – графа Витте и ещё одного, на сей раз, очень близкого мне человека, я точно знаю, что он должен здесь быть! Он-то не станет молчать, друзья этого не умеют! А я ведь так сильно по нему соскучился! Где же он?!..

В панике, боясь не найти товарища, я хожу и хожу между ними, высматривая знакомую стройную фигуру… Наконец, я замечаю и её – вон он, стоит чуть поодаль, скрестив руки на груди!

— Аполлоний!!! — радостно подбежав к нему, хлопаю я его по плечам. — Я знал, друг, знал, что ты жив! Ну скажи, признайся – где ты пропадал всё это время?! Я ведь и не верил, слышишь, что они тебя похоронили в море… Я никогда не верил, слышишь меня? Понимаешь?! Не ве-рил…

Матавкин ничего не отвечает, лишь грустно мне улыбаясь. Может, он обижается, что я ему «тыкаю», раньше ведь мы всегда общались на «вы»? Матавкин, да плевать на эти условности, мы же друзья?.. Знаешь, как мне тебя не хватало, знаешь?!..

Я ещё продолжаю что-то ему тараторить, а он, скрестив руки на груди, всё так же молчит… И в глубине души я уже догадался – почему. В чём причина безмолвия всех их… Наконец, останавливаюсь и я, прикусив язык – мёртвые тебе не ответят. Как бы нам, живым, этого не хотелось. Даже во сне…

Неожиданно Матавкин подымает руку, показывая куда-то в туман.

— Что там, Аполлоний? — хрипло шепчу я, силясь рассмотреть хоть что-нибудь.

Сделав несколько шагов в указанном направлении, я попадаю в серое марево. Рядом ещё кто-то есть, пусть контуры фигуры зыбки и неразборчивы, но я ничего не могу разобрать!

— Аполлоний!!! — кричу я во весь голос, оборачиваясь. — Мне не видно! Не молчи, намекни хоть одним жестом – кто там?!.. Кто следующий?!..

Но позади уже никого нет – всё поглотил плотный, белый туман…

Проснувшись от собственного крика, я долго не могу понять, что нахожусь в своей кровати. И только когда шесть ударов курантов за стеной рассказывают всему зданию о времени, немного прихожу в себя.

Обводя намыленные щёки опасным лезвием и бессмысленно пялясь в зеркало, на помятую физиономию, я не замечаю, как бритва оставляет несколько порезов. Мои мысли поглощены всё тем же жутким сном:

К чему они все пришли? Что-то хотели сказать? Куда показывал Матавкин и самое главное, на кого? На императора? Он следующий? Да, все они, наверняка, погибли благодаря мне. И уж точно из-за моего вмешательства в прошлое… Кроме, разве, Матавкина и Данчича – с «Суворова» должен был уцелеть исключительно штаб… Но почему Мищенко и великий князь по сию пору живы, а остальные – нет?!.. Что я такого делал, либо не делал во время встречи с теми людьми?.. Что? Не понимаю… И странно, но почему-то в том сне не было графа Витте…

Прислонившись плечом к двери подъезда, я всматриваюсь в конец улицы, окаймлённой жёлтыми тополями – именно оттуда, по моим расчётам, должен появиться синий автомобиль. Утро выдалось на удивление погожим – на небе нет ни единого облачка! Погода же, румяная юная девушка, решила вдруг не стесняться и распахнула осеннее пальто настежь, обнажив перед людьми тёплое упругое тело. И, несмотря на мрачные мысли в тяжёлой голове, я умудряюсь отдать должное её озорству – красавица, самая что ни на есть! Так держать!

Несмотря на половину девятого, Царское Село ещё дремлет, обозначая редкими звуками сонное, ленивое пробуждение: звякнула крышка бидона за углом, отдавшись эхом голоса молочницы, где-то в квартире дома тявкнула собака… Погрузившись внутрь себя, я не перестаю искать решение так давно мучающего меня вопроса:

Я уже где-то близко, ответ вертится в голове, только никак не могу его поймать… Данчич, Матавкин, Рожественский, Алексеев, Линевич, Витте… На другой стороне – Мищенко и Александр Романов… Допустим, исключим из этого списка Матавкина с Данчичем – они и без того должны были погибнуть на «Суворове». Остаются четыре государственных человека…

Слух различает нарастающий рокот вдали. Значит, где-то по Царскому Селу перемещается ведро немецких болтов с керосином… Надеюсь, что в синем кузове! Сменив позу, я продолжаю напряжённо размышлять.

Рассказывал я им разное! Всем четверым – почти ничего о будущем, максимум – останавливался на Первой мировой… Более того, с Алексеевым так вообще – разговаривал в присутствии Александра Романова, так почему он-то мёртв? Я Романову на ухо шепнул лишь о болезни наследника, так и что? Рожественскому и Линевичу – даже близко эту тему не поднимал…

В конце улицы показывается синяя точка, оставляя за собой шлейф копоти. А вот и моё такси! Бросив взгляд по сторонам – не видит ли кто, я отгибаю ворот, взглянув на телефон. Без четверти девять, чётко, как швейцарские часы!