Алексей «Рекс» - Революционер на паровом ходу

— Стой! Франциск, даже не думай. Посылка должна быть доставлена в неприкосновенности. За это уже уплачены деньги. Которые, между прочим, я плачу тебе.

— Это она тебе прислала, да? Твоя Роза?

Карл сохранял молчание.

— Можешь не отвечать, — Франциск уже сбавил накал своего негодования. — Какую только глупость не совершает влюблённый ради возлюбленной…

— Франциск!

— Да ладно, — махнул рукой тот. — Думаешь, я слепой? Однако, похоже мне лучше не попадаться городовым с этими твоими посылками. Давай посмотрим карту, куда мне отправляться сегодня.

Вместе они достали большую карту города, заботливо склеенную из многих листов. Расстелили её на прилавке и склонились над ней.

— Вот так будет короче, — указал Карл.

— Да только, сдаётся мне, через площадь перед ратушей нынче не пробиться, — заметил курьер.

— А в этом квартале околоток, — показал Карл. — Ты же не хотел лишний раз сталкиваться с городовыми.

— Ах, пришельцы на мою голову, — тихо выругался старик. — Да ведь коли доставить надо сюда, то придётся лезть ящеру в пасть. Погоди-ка…

Тут он полез в глубины своей сумки, долго шуршал там чем-то, перекладывал с места на место, и вообще возился так, будто сумка была внутри намного больше чем снаружи. Карл уже не удивился бы, если бы его друг, увлёкшись поисками, не скрылся бы этак в своей сумке по пояс. Единственное, что могло беспокоить после этого, так если бы ещё Франциск в эту свою бездонную сумку невзначай не свалился бы целиком.

— Так, это круг копчёной колбаски, мой обед на сегодня. А это…? Кажется, я забыл выбросить. Это тоже уже устарело. А, вот! Вот, смотри-ка.

Он развернул мятую газету, бросив её на прилавок поверх карты.

— Франциск, — заметил Карл. — Это всё-таки карта. Очень хорошая карта, прошу заметить. А ты бросаешь на неё какую-то мятую бумагу, в которую, поди, была завёрнута твоя колбаса.

— Вот ещё глупости! Буду я завёртывать свою пищу в грязную газету! — возмутился его друг.

— Тогда позволь узнать, зачем ты кинул эту грязную газету на мою замечательную карту?

— Глаза разуй, — велел старик в своей обычной не блиставшей излишней вежливостью манере. — Гравюру «Вид на столицу с аэростата» видишь?

Карл склонился над мятой бумагой. Затем решительно обошёл прилавок, открыл ящик и достал из него большое увеличительное стекло.

— Что, молодёжь, на своё зрение не надеешься? — подшутил Франциск.

— Ты уверен, что эти гравюры точные? — спросил Карл, разглядывая изображение.

— Кабы они не были точными, никто их не покупал бы, — заверил курьер. — Раз в три дня, при ясной погоде, художник поднимается на привязном аэростате, и делает точную зарисовку части города. Вот это самая свежая. И нам повезло, тут аэростат висел как раз над старым городом. Вот ратуша. Вот площадь перед ней…

— Да тут изображена толпа.

— А я тебе о чём говорю? Художник рисует в точности, что видит.

— Подумать только, — Карл разглядывал изображение. — Вот тут, где околоток. Тут тоже скопление людей на улице. Постой-ка, а когда сделана эта зарисовка? Уж не тогда ли, когда выпустили Эрхарда? Так я был там в тот день.

— Этот ваш Эрхард бездарь.

— Абсолютно с тобой солидарен, друг мой, — молвил Карл, пытаясь разглядеть себя на изображении. — И ты даже не представляешь какой. У него, в самом деле, такие глупые рифмы…

— А ещё он негодяй.

— Ты слишком резок в своих суждениях.

— Когда-то ты спорил и насчёт его таланта. Теперь убедился сам, чего стоит его одарённость? Так вот что тебе скажу. Трижды его уже арестовывали, верно? А знаешь, как это всякий раз происходит? А вот, выходит он на проспект и прогуливается по нему не спеша. Ясное дело, тут его рано или поздно встречают городовые. И, разумеется, спрашивают, а куда это вы, разлюбезный господин поэт, направились. Тогда он начинает возмущаться, кричать. Короче нарывается, пока его не скрутят и не уведут силой.

— Ну, вот видишь, он страдает от произвола властей…

— Какой произвол? Разуй глаза! Кабы он в самом деле хотел попасть на митинг, то приехал бы в паровом кэбе, и вышел бы из него уже на площади, в кругу своих почитателей. И не говори, что не всякий может позволить себе раскатывать на паровом кэбе. Уж Эрхард не из бедных. Вполне мог бы купить себе хотя бы самобеглую коляску, и по закону никто его не мог бы арестовать, пока он находится в ней. На худой конец мог бы нанять рикшу. Да хоть сам самокат оседлать и быстро промчаться на площадь мимо зевающих городовых. Но нет, он специально хочет, чтобы его арестовали.

— Ну, ты скажешь тоже, — возмутился Карл. — Кто же это может хотеть быть арестованным?

— Помяни моё слово, — сказал на это старик. — Этот Эрхард ещё себя покажет. А вот тут, смотри-ка, на твоей карте сплошная штриховка, а на гравюре видно отдельные постройки.

Он сказал это совершенно без какого-либо перехода. Только что ругали Эрхарда, а вот уже он выстраивает свой маршрут. За праздной болтовнёй курьер никогда не забывал о деле. Да, на него можно было положиться.

— Знаешь, старина, — произнёс Карл с уважением. — Вот такие маленькие люди как ты, большие герои. Даже если не подозревают об этом. Но делают большое, великое дело…

— Ох, молодой дурак, — сказал Франциск беззлобно. — Не лезть бы тебе в эту дрянь. Я понимаю, нужно на что-то жить. Тебе платят. К тому же возлюбленная Роза. Но хоть сам в эти безобразия не влезай. Хорошо?

Только что Карл восхищался своим старым другом, как уже в который раз с горечью убеждался, насколько его друг непроходимо отстал от веяний времени.

— Как ты не понимаешь, — удручённо сказал он Франциску. — Да, бунт. Но когда иного выхода нет, бунтовать нужно. Только через это общество устанавливает новые порядки распределения богатств, и они становятся более справедливыми.

— Смешно.

— И когда мы сменим правительство…

— То ничего не изменится. Ни-че-го! — перебил его Франциск. — Что проку заменять личности, когда вся система устроена так, как устроена. Говоришь, мало справедливости? Но ведь система устроена так. У этого денег больше, ему и больше благ. А у того денег меньше, и ему не хватает даже на самокат. Вот мне бы он, например, не помешал бы. Но ты же не платишь мне столько.

— Хочешь, я поговорю с Розой? — предложил Карл.

— Нет уж, — отрезал старик решительно. — Этой твоей даме сердца я не хочу быть обязанным чем-то лично. Меня вполне устраивает плата, которую я получаю. И я, заметь, не кричу на всех углах об этом, как о какой-то несправедливости. Есть вещи куда более несправедливые.

— Например? — оживился Карл.

Сейчас он узнает, что волнует Франциска. И, конечно же, сможет ему всё объяснить. С точки зрения необходимости революции, разумеется.