Марчин Вольский - Реконкиста

Вчера я, наконец-то, нашел способ выйти – на описание подземной реки, соединяющей внутреннюю часть горы с рукавом, вытекающим у ее подножия. Вообще-то силовая установка применяет замкнутый контур, но я давно подозревал, что должен существовать некий отток вод после дождей и таяния снегов, в противном случае, Циболу время от времени, затапливало бы. Сейчас я уже знаю, что вся ирригационная система, а так же озеро вокруг пирамиды должны объединяться в юго-западном конце кратера в одну реку, которая, проходя по пещерам, выводит избыток вод наружу. Окрашивая воду и бросая цветные клочки пряжи, определил я место этого оттока, оно находится там, где, у юго-западного угла, размещается пруд огромных аллигаторов, называемых "кокодрили", кровожадных стражей этого прохода.

Мне не улыбается смерть в пастях этих левиафанов, откормленных и громадных вне всякой разумной меры, которым ацтеки бросают тела пленников после того, как вырвут у них сердца из груди. К счастью, я наблюдал за этими чудовищами издавна и заметил, что проживание среди людей поменяло их привычки. Днем они греются на солнце, вечером их кормят, ночью они, в большинстве своем, перемещаются к лугу горячих гейзеров, что бьют на северной равнине, неподалеку от места взлета и посадки воздушных судов. Гадам чрезвычайно понравились эти теплые источники, и они, вероятно, откладывают там яйца. И думаю я, что, хотя много времени они проводят в пруду, вскоре перед самым рассветом наступает пора, когда, наевшись, они предаются перевариванию пищи в глубине своих ям и гротов, сторонясь текущей воды.

Так что у меня имеется желание рискнуть. Думаю, что в течение пары дней мне удастся украсть все компоненты и собрать полный костюм, предназначенный для ныряльщиков, который я видел в складах. Его спрячу неподалеку от углового зала, рядом с выходом, от которого у меня имеется ключ. Там же переоденусь и прыгну в воду. Что будет дальше? Qui vivra verra! (Время покажет! (фр.)).

14 января. О Господь на Небеси! Не рассказываю этого Тебе, ибо ты знаешь все, но только лишь в присутствии Твоем тем, кто станет это читать, если таковые будут. Ибо все пошло совсем не так, как я предвидел. Собираясь отправиться двенадцатого, я готовил все для бегства к этому сроку. Уровень воды в прудах и рвах был низким, много дней стояла засуха, даже со снежных шапок не сошло более пары ручьев. Так что я надеялся на лучшее.

Ночь с десятого на одиннадцатое января я провел с Тети. Все началось со скромного ужина, состоявшего из лепешек, которые моя женщина сделала собственноручно, растирая кукурузные зерна с моско, здешней икрой, конкретно же, яйцами крупной болотной мухи, и с острым салатом из черных бобов фрехол, заправленных перцем чили. На десерт она предложила сладкие тунас. Все это мы запивали небольшим количеством пульке. Потом Тети сбросила свою хуипил, блузу, вышитую золотыми нитями, и мы отправились на маты, долго и не обращая внимания ни на что, заниматься любовью. Давно между нами не было столь безумного соединения, в котором наслаждение, казалось, соединялось с отчаянием. Понятное дело, что тогда я и не догадывался о причинах такого отчаяния.

Про них я узнал только лишь тогда, когда проснулся перед рассветом и увидел девушку всю в слезах. Она решила больше ничего уже не утаивать. Доходил до конца последний день, который мы могли провести вместе. Решение относительно моей смерти уже было принято. Отец Тети, жестокий Петлалкалькатль каким-то образом узнал о моих приготовлениях к побегу, обнаружил мой склад с пищей и оружием, который я устроил под ступенями. Он не предупредил дочку о своих намерениях, но служанка, которая была случайным свидетелем обыска и услышала переговоры сановника с тайными охранниками, передала девушке всю правду. Тети, уверенная в том, что меня арестуют на рассвете, принесла мне нож, умоляя, чтобы я покончил с собой сам, не ожидая пыток и того, когда мне вырвут сердце. И еще говорила, что из великой любви ко мне она желает, как законная жена, сопровождать меня на сторону тени. Говоря это, она вскрыла себе артерии, тихо плача и спрашивая, пойду ли я за ней? Я пообещал, что сразу же сделаю это, и изображал свои приготовления к самоубийству…

О Боже мой! С какой охотой я бы последовал за ней, завершая время невыносимой муки. Только мне не позволили так поступить ни святая вера, считающая самоубийство наиболее позорным из людских проступков, ни уверенность в том, что мне необходимо выбраться отсюда и вынести в широкий мир сведения о городе ацтеков.

Я окрестил умирающую водой, отпуская все ее грехи, после чего взял нож, индейский ичтлилматли, то есть пончо, сшитое из сизалевой ткани, и мой старый пояс с дорожной сумкой. Запасов у меня не было, а достать оснащение для ныряния, спрятанное мной в храме, теперь было невозможно. Тем не менее, я был готов рискнуть. Тихо ступая, я пошел наверх. Охранник, баррикадирующий проход, спал особенно крепко, потому, наверное, ничего и не понял, когда я перерезал ему горло. Я вышел на крышу. Все шло к рассвету. Розовые отблески искрились на снежной короне вокруг кратера, а вершина пирамиды уже выныривала из ночной темноты, как вдруг я услышал за собой какой-то шум. Кто-то поднял тревогу. Уже не оглядываясь, я пустился бегом по крышам, террасам и карнизам, сбивая всех тех, кто хотели мне помешать. Одного я даже ударил ножом, когда он схватил меня за пончо.

Наконец, ужасно запыхавшийся, я обрался до края последнего из домов, стоявшего над прудом с "кокодрили". Большая часть бестий вылезла на берег и лениво дремала в грязи. От зеркала воды меня отделяло футов двадцать, но я, чувствуя за собой погоню, прыгнул ласточкой вниз, как в молодые годы, когда подражал охотникам за жемчугом. Удар чуть не выбил дух из груди. Но я был готов уж лучше погибнуть, чем возвращаться. Используя импульс прыжка, я проплыл под водой до угла пруда и там, вместе с течением, проник в глубину тесного коридора. В полете я зачерпнул недостаточно воздуха, так что очень скоро начал задыхаться. Хуже того, напор воды прижал меня к выступавшему камню, и меня заклинило. Боже мой! – вздохнул я про себя, уверенный, что тут мне и конец. Но потом я выпустил немного воздуха и, сделавшись тяжелее, опустился вних и таким образом преодолел преграду. Теперь я попробовал подняться вверх. Скалы надо мной не было, один мрак… Но и свободное пространство! Я выплыл! Восстановил дыхание. Еще мгновение – и я понял, что нахожусь на краю мрачной и ужасно смрадной пещеры, в которую аллигаторы привыкли затаскивать свои жертвы, чтобы, прогнивши, они становились для них более вкусными и легкими в потреблении. Я зажег фонарь, который был у меня в сумке, стараясь не глядеть на скелеты и совсем свежие трупы, и поглядел в глубину. Коридор подземной реки лишь частично был залит водой. Походя, скорее, на канал клоаки, он постепенно снижался. И я побрел дальше, затыкая нос и благословляя низкий уровень воды.