Сергей Лифанов - Держи на Запад!

Я поглядел через щель в жалюзи на улицу. Бандиты уже проявляли явное нетерпение.

— Сейчас начнется, — проговорил Дуглас, стоя за моей спиной.

Бледный Билли Берд сменил палицу на револьвер. Я, наверное, выглядел не румянее его. Дуглас сунул мне в карман куртки один из трофейных кольтов. Может быть, я даже успею из него пострелять, подумалось мне.

— Не шериф ли? — прислушался Дуглас.

Я ничего не слышал, но люди на улице обеспокоились.

Раздался крик:

— Фрэнк, Коул, что вы там возитесь?

Один из юнцов спешился, Дуглас приготовился, но юнец в банк не вошел, остановился на крыльце и позвал:

— Фрэнк, отзовись.

— Вперед! — громким шепотом сказал Дуглас.

Он приоткрыл дверь, выстрелил, захлопнул дверь и заложил засов. В это время я смел жалюзи с окна, выходившего на Фрэнклин-стрит, и начал стрелять по бандитам. Оба Берда стреляли во второе окно.

Жить нам оставалось считанные минуты, но тут по Уотер-стрит примчалась подмога: шериф успел вовремя, и остатки банды, бросив тех, кто свалился с коней, умчались на восток по Фрэнклин-стрит. Команда шерифа поскакала за ними.

Я оглянулся: Берды были живы, только Билли прострелили правую руку, и он стоял, глупо улыбаясь и придерживая намокающий кровью рукав. Берд-старший, похоже, уже начинал прикидывать, как приспособить вместо повязки сатиновые нарукавники.

Оба боковых окна были целы: бандиты не успели, и слава богу.

Дуглас уже распахнул дверь и выскочил на улицу. Я, оглянувшись на Бердов, которым моя помощь вроде была не нужна, тоже вышел.

Прямо перед крыльцом захлебывался кровавыми пузырями тот белобрысый юнец, который со мной говорил. Другой, примерно его ровесник, лежал напротив моего окна с дырочкой во лбу, хотя я вообще-то целил в корпус. Вот такой из меня стрелок, да.

Парень лет двадцати пяти, лежавший поодаль, демонстративно поднял руки, потому что с простреленной ногой ему уже некуда было деться, а мальчишка лет от силы шестнадцати испуганно отползал подальше от Дугласа. Ран на тинейджере вроде не наблюдалось, но встать на ноги он почему-то не мог.

Дуглас обыскал на предмет оружия старшего, а я выловил и обыскал мальчишку.

В стороне билась, пытаясь встать, лошадь, и никак это у нее не получалось, но нам пока было не до нее.

У угла своей конторы стоял с револьвером в опущенной руке Хендерсон, из-за его спины выглядывал Барнетт.

— Берды живы?

— Живы, но Билли ранен, — ответил я. — А вы как? — я оглянулся на разбитое окно конторы юристов, которое выходило на Фрэнклин-стрит.

— В порядке, — ответил Барнетт, и двинулся вперед, тяжело опираясь о палку. — Это кто-то из вас нам окно разбил. А Хендерсон стрелял из-за угла, чтобы они на площадь не двинулись.

— Это хорошо, — одобрил я. Благодаря Хендерсону, возможно, у нас и сохранилось одно из боковых окон. — А вы не ранены?

— Да нет, это еще с войны, — ответил Барнетт. — А сами-то вы как? У вас куртка сзади в крови.

Я с интересом подвигал лопатками. Вроде как болезненных явлений не наблюдалось, да и когда меня могли ранить в спину?

— Это я забрызгал, когда тому парню горло резал, — сообщил Дуглас, подходя к нам. — Вот не получается у меня аккуратно горла резать.

— Практиковаться чаще надо, — сболтнул я чисто на нервах.

— Ну, мистер Миллер, — с укором протянул Хендерсон. — И вы туда же… — он проверил, остались ли в барабане патроны, и пошел к раненной лошади. Грохнул выстрел.

…В общем, ни в какой Канзас-сити мы в этот день не уехали. Сначала на площади появились члены городской милиции, подтянулся еще какой-то народ, и начали разбираться, что у нас тут происходит. Объяснения давали в основном Барнетт и немного мистер Берд, а мы скромно помалкивали. Раненые поступили сперва в распоряжение доктора Мортона, а потом налетчиков отправили за решетку в офис шерифа, а Билли – домой, под присмотр жены. Надо сказать, сильнее всех пострадал тинейджер: его сбила наземь вставшая на дыбы раненная лошадь, и, кажется, по нему еще кто-то проехал. Если уж точнее, то самая серьезная рана была у белобрысого, которого застрелил Дуглас, но тот умер еще раньше, чем прибыл доктор. Никто, впрочем, не опечалился. Дуглас даже сказал умирающему:

— Это тебе не скальпы резать с живых людей!.. — однако вряд ли белобрысый это расслышал.

Убитых опознавали Барнетт, двое незнакомых мне мужчин и Дуглас. Правда, Дуглас ограничился тем, что ткнул пальцем в белобрысого, и назвал:

— Арчи, — а потом показал на другого покойника: – Этого тоже в Централии видал.

Однако особых затруднений опознание покойников и без него не вызвало: один из парней, которых убил в банке Дуглас, и застреленный мною юнец, были братья, здешние, да еще из приличной семьи: их покойный отец был проповедником и одним из основателей местного колледжа, отчим тоже добропорядочный фермер, живущий неподалеку, остальные были из ближайших округов. В общем, хорошие мальчики, и чего их понесло банк грабить? На самом деле все понимали: эти парни воевали несколько лет, воевали на проигравшей стороне, накопили обиды на победителей, а теперь многим даже и вернуться некуда: дома разорены, семьи выселены из родных мест. Гражданская война, чтоб ее.

Округа центральной части штата, расположенные вдоль реки Миссури, в том числе и округ Клэй, где находился город Либерти, порой называли «маленький Дикси». Здесь селились в основном переселенцы из южных штатов, и уклад жизни сформировался точно такой же: выращивали на обширных полях коноплю, табак, и, если позволял климат, хлопок. И разумеется, без рабовладения жизни они не мыслили. Миссури вообще-то так и считался рабовладельческим штатом, но если в целом по штату рабов было около десяти процентов населения, то в округах «маленького Дикси» рабом был каждый четвертый. Такое же положение местные жители не прочь были распространить и в ближний Канзас. Война в Канзасе началась больше десяти лет назад, и западные миссурийцы принимали в ней самое живейшее участие. Западно-миссурийская и канзасская молодежь вообще слабо представляла, что такое мирная жизнь: канзасская гражданская война плавно перетекла в войну общегосударственную, и отряды бушвакеров и джейхоукеров просто продолжили прежнюю деятельность.

С отделением южных штатов возник только один нюанс: даже среди рабовладельцев в Миссури было много людей, которые отделения вовсе не желали. Вы еще помните конгрессмена, ограбленного в Централии? Джеймсу Роллингсу очень повезло, что среди ребят Андерсона не нашлось его знакомых: несмотря на то, что конгрессмен был рабовладельцем, он стоял не просто за Союз, но и выступал за применение военной силы против отделившихся. И он такой был не один. Что бы там ни говорили пропагандисты, а Гражданская война в США была не вокруг проблемы рабства. Речь шла о сохранении целостности всего государства. Поэтому большая часть миссурийцев таки была настроена «за Север».