Дин Кунц - Молния

– Хуже того, – отозвался Хубач из-за спины оберштурмфюрера. – Он прибыл в восемьдесят девятый год раньше нас. Поэтому пояс доставит его обратно в ту же самую точку отсчета, в тот день, когда его подстрелил Кокошка, а точнее, Кригер вернется в институт через одиннадцать минут после того, как его подстрелил Кокошка. Тем не менее мы знаем наверняка, что в тот день он не возвращался. Тогда что, черт побери, здесь происходит?!

Клитмана это тоже беспокоило, но ему некогда было выяснять, в чем дело. В его задачу входило убить если не Кригера, то хотя бы женщину и мальчишку. Сбросив скорость, Клитман принялся искать место для съезда с насыпи.

– Приготовьтесь! – скомандовал он.

Хубач и Брахер уже были готовы, вынув из дипломатов «узи» еще в Палм-Спрингсе. Теперь оружие достал и фон Манштейн.

Наконец шоссе оказалось на одном уровне с поверхностью земли. Клитман свернул с проезжей части и начал медленно съезжать с насыпи прямо на равнинную часть пустыни, направляясь в сторону женщины и мальчика.

Когда Штефан активировал пояс возвращения, воздух вдруг резко сгустился, и Лора почувствовала давившую на плечи незримую тяжесть. В нос ударило вонью перегревшейся электропроводки и сгоревшей изоляции, а также запахом озона с абрикосовым душком «вексона». Давление воздуха увеличилось, смесь ароматов стала еще интенсивнее, раздался оглушительный хлопок – и Штефан исчез. На секунду Лоре стало трудно дышать, словно она оказалась в вакууме, но затем вакуум сменился яростным порывом горячего ветра, принесшего едва заметный щелочной запах пустыни.

Крис плотно прижался к матери и воскликнул:

– Ух ты! Мам, ну разве не здорово?! Это было нечто!

Но она не ответила, так как заметила белый автомобиль, свернувший с автомагистрали 111 и теперь спускавшийся с насыпи на равнину. Автомобиль развернулся в их сторону и подпрыгнул, прибавив скорость.

– Крис! Спрячься перед капотом машины и пригнись.

Увидев приближающийся автомобиль, Крис беспрекословно повиновался.

Лора подбежала к открытой двери «бьюика» и схватила с сиденья один из автоматов. Укрывшись за открытым багажником, она повернулась лицом к белому автомобилю.

Автомобиль, находившийся уже в двухстах ярдах от них, приближался на максимальной скорости, какую позволяла неровная местность. Солнечные лучи играли на хромированных деталях и лобовом стекле.

Лора взвесила вероятность того, что в автомобиле не немецкие агенты, прибывшие из 1944 года, а вполне невинные пассажиры. Однако такая версия казалось настолько неправдоподобной, что Лора с ходу ее отмела.

Судьба всегда стремится восстановить предначертанный ход событий.

Нет! Нет, черт побери!

Когда белый автомобиль приблизился на сто ярдов, Лора выпустила две очереди из «узи». Пули пробили как минимум две дырки в ветровом стекле, которое сразу же пошло трещинами.

Автомобиль – теперь Лора уже смогла разглядеть, что это «тойота», – круто развернулся почти на триста шестьдесят градусов, затем – еще на девяносто, вздымая клубы пыли и с корнем вырывая зеленые перекати-поле. Машина остановилась в шестидесяти ярдах от «бьюика», капотом на север, правым боком в сторону Лоры.

Двери с левой стороны распахнулись. Похоже, диверсанты выбрались из «тойоты», низко пригнувшись к земле, вне поля зрения противника. Лора снова открыла огонь, рассчитывая скорее пробить топливный бак, чем кого-то убить. Ну а там, глядишь, всего одна искра, высеченная чиркнувшей по металлу пулей, – и бензин загорится, после чего внезапно вырвавшееся пламя поймает кого-нибудь из людей, прятавшихся за машиной. Лора расстреляла весь удлиненный магазин «узи», но, несмотря на поврежденный топливной бак, бензин так и не загорелся.

Тогда Лора, ни на секунду не отрывая глаз от белой «тойоты», бросила «узи», рывком открыла заднюю дверь «бьюика», взяла заряженный «узи», прихватив заодно лежавший на переднем сиденье «смит-вессон» 38-го калибра. Она уже начала жалеть, что отдала Штефану третий «узи».

Тем временем из машины, находившейся в шестидесяти ярдах от «бьюика», один из нападавших открыл автоматный огонь, подтвердив худшие опасения Лоры, скорчившейся у дверцы своего автомобиля. Пули попали в открытый багажник, выбили правое заднее стекло, повредили заднее крыло, рикошетом отлетели от бампера, с громким треском отскакивая от глины под ногами и поднимая облака мелкого белого песка.

Когда пули с холодящим кровь пронзительным завыванием просвистели прямо над головой, Лора начала потихоньку отступать к капоту «бьюика», стараясь держаться поближе к автомобилю, чтобы не стать легкой мишенью, и через секунду присоединилась к Крису, прижавшемуся к решетке радиатора.

Снайпер из «тойоты» прекратил стрельбу.

– Мам? – испуганно спросил Крис.

– Все нормально. – Лоре отчаянно хотелось верить в свои слова. – Дорогой, Штефан вернется меньше чем через пять минут. У него с собой еще один «узи». Это сравняет наши шансы. С нами все будет в порядке. Нам нужно лишь несколько минут продержаться. Всего несколько минут.

Пояс Кокошки в мгновение ока вернул Штефана назад, в главную лабораторию, и он вошел в ворота, полностью открыв сопло баллона с «вексоном». Штефан так крепко нажимал на спусковой крючок, что у него разболелась рука, и боль начала потихоньку подниматься к раненому плечу.

Из полумрака обитого медью бочонка Штефан мог видеть лишь часть лаборатории. Его взгляд зацепился за двоих мужчин в темных костюмах, заглядывавших в ворота. Мужчины смахивали на агентов гестапо, словно клонированных преимущественно из дегенератов и фанатиков, и Штефан с облегчением понял, что они не видят его так же ясно, как он их; по крайней мере, в первую секунду они наверняка решат, что это Кокошка.

Штефан прошел вперед, держа в вытянутой левой руке баллон с «вексоном», а правой сжимая пистолет. Люди в лаборатории, не успев понять, что к чему, упали на пол возле ворот и к тому времени, как Штефан спустился в лабораторию, уже бились в агонии. У них возникла неукротимая рвота, из ноздрей хлынула кровь. Один из них, повернувшись на бок, судорожно дрыгал ногами и ногтями царапал горло; другой, лежавший в позе эмбриона, скрюченными пальцами, точно когтями, пытался вырвать себе глаза. Возле панели управления воротами трое знакомых Штефану ученых в лабораторных халатах – Гёпнер, Эйке, Шмаузер, – словно безумные, корчились на полу и разрывали руками тело. Все пятеро умирающих пытались кричать, но мешало распухшее горло; они могли выдавить из себя лишь едва слышные, леденящие душу жалобные звуки, похожие на мяуканье мелких животных в руках живодеров. Штефан стоял над ними, живой и невредимый, но объятый ужасом. Спустя тридцать-сорок секунд все было кончено.