Дин Кунц - Молния

Если бы Гитлер понял, что Штефан попал в бункер прямо из института, куда вернулся с помощью пояса Кокошки, то, несомненно, догадался бы, что Кокошка и те пятеро не предатели, а жертвы Штефана, отправившего их тела в будущее. И тогда вся выстроенная для прикрытия сложная конструкция мгновенно рассыпалась бы, а Штефан мог считать себя покойником.

Диктатор нахмурился:

– Выходит, ты использовал пояс без ворот? А разве такое возможно?

У Штефана от страха пересохло во рту, тем не менее он старался говорить максимально уверенно:

– О да, мой фюрер, не составляет никакого труда… перенастроить пояс, используя его не только для самонаведения на ворота, но и для путешествий во времени. И в этом смысле нам еще крупно повезло. Ведь в противном случае, чтобы попасть к вам, мне пришлось бы вернуться в институт, где меня наверняка остановили бы евреи, контролирующие ворота.

– Евреи? – удивился Гитлер.

– Так точно, мой фюрер. Насколько я понимаю, заговор в институте устроили сотрудники с еврейской кровью, которые скрыли свое происхождение.

Лицо безумца внезапно исказилось от гнева.

– Евреи. Вечно от них одни проблемы. Везде от них одни проблемы. А теперь еще и в институте.

Услышав это заявление, Штефан понял, что сумел-таки повернуть ход истории в нужном направлении.

Судьба всегда стремится восстановить предначертанный ход событий.

– Крис, думаю, тебе лучше спрятаться под машиной, – сказала Лора.

Она еще не успела договорить, как стрелок, находившийся на юго-западе, покинул укрытие и побежал вдоль арройо в сторону Лоры и ненадежного укрытия за ближайшей невысокой дюной.

Лора, уверенная, что «бьюик» защитит ее от человека возле «тойоты», вскочила на ноги и открыла огонь. Первые десять пуль лишь взрыхлили песок, откалывая кусочки глины, но следующая очередь прошила стрелку́ ноги, и он с воплями рухнул на землю, где его настигли остальные пули. Дважды перевернувшись, он перекатился через край арройо и с высоты тридцати футов рухнул вниз.

Когда убитый падал в арройо, Лора вдруг услышала автоматную очередь, но не со стороны «тойоты», а сзади. И прежде чем Лора успела повернуться, чтобы встретиться с угрозой лицом к лицу, несколько пуль попали ей в спину, и она повалилась ничком на засохшую глину.

– Евреи! – сердито повторил Гитлер и неожиданно спросил: – А как насчет ядерного оружия, которое, как говорят, поможет нам выиграть войну?

– Очередная ложь, мой фюрер. И хотя в будущем предпримут попытки создать такое оружие, они не увенчаются успехом. Это очередная фантазия, придуманная заговорщиками для истощения сил и ресурсов Рейха.

Внезапно стены задрожали от глухого рокота, словно бункер находился не под землей, а высоко в небе, в эпицентре грозы.

Тяжелые рамы картин бились о бетон.

Карандаши ритмично подпрыгивали в медной кружке.

Гитлер испытующе посмотрел в глаза Штефану:

– Полагаю, если бы ты был предателем, то захватил бы с собой оружие, чтобы сразу прикончить меня.

Собственно, у Штефана была такая мысль, ведь, только убив Адольфа Гитлера, он мог хотя бы отчасти снять камень с души. Но это было бы высшим проявлением эгоизма, поскольку, убрав Гитлера, Штефан коренным образом изменил бы ход истории, поставив будущее, каким он его знал, под угрозу. Он не имел права забывать о том, что его будущее – это прошлое Лоры. Если Штефан радикально вмешается в цепь событий, предопределенных судьбой, возможно, тем самым он изменит мир к худшему, в том числе и для Лоры. А вдруг, ликвидировав прямо сейчас Гитлера, Штефан вернется в 1989 год и обнаружит, что мир так кардинально изменился, что Лоре по какой-то причине не суждено было появиться на свет?

Штефану очень хотелось убить эту гадину в человеческом обличье, но он не мог взять на себя ответственность за судьбу человечества, которому, возможно, придется жить в другом мире. Здравый смысл подсказывал ему: мир, быть может, станет лучше, однако Штефан отлично понимал, что здравый смысл и судьба – взаимоисключающие понятия.

– Да, – ответил Штефан. – Мой фюрер, окажись я предателем, то непременно так бы и сделал. И меня беспокоит, что настоящие предатели, окопавшиеся в институте, рано или поздно разработают подходящий метод убийства.

Гитлер даже побледнел при этой мысли.

– Завтра я прикрою институт. Ворота будут простаивать, пока я не очищу весь персонал от предателей. – («Если только бомбардировщики Черчилля тебя не опередят», – подумал Штефан.) – Штефан, мы обязательно победим. И сделаем это не пустыми заклинаниями, а путем сохранения веры в наше великое предназначение. Мы победим, потому что наша судьба – побеждать.

– Да, это наше великое предназначение, – согласился Штефан. – Ведь правда на нашей стороне.

Наконец опасный безумец улыбнулся. Продемонстрировав странные перепады настроения, Гитлер в приступе внезапной сентиментальности заговорил о Франце, отце Штефана, об их ранних днях в Мюнхене, о конспиративных собраниях на квартире у Антона Дрекслера и встречах в пивных – «Хофбройхаус» и «Эберлброй».

Штефан внимательно слушал, делая вид, будто увлечен излияниями фюрера, но, когда Гитлер заявил о своей непоколебимой вере в сына Франца Кригера, Штефан воспользовался этим моментом, чтобы распрощаться:

– А я, мой фюрер, верю в ваш гений и навеки останусь вашим преданным сторонником. – Штефан встал, выбросил руку в нацистском приветствии и, сунув ладонь под рубашку, чтобы нажать на пояс возвращения, произнес: – Ну а теперь я должен вернуться в будущее, чтобы еще поработать на благо Германии.

– Ты уходишь? – Гитлер тоже встал. – Но я думал, что теперь ты останешься с нами, в нашем времени. Зачем тебе возвращаться туда, если ты уже восстановил свое доброе имя и теперь чист передо мной?

– Мне кажется, я знаю, куда отправился предатель Кокошка. И в каком уголке будущего сумел укрыться. Я должен найти его и вернуть назад, так как, вероятно, только Кокошка знает имена всех предателей в институте, что поможет нам вывести их на чистую воду.

Штефан еще раз вскинул руку, нажал на кнопку на поясе и, не дав Гитлеру открыть рот, покинул бункер.

В институт Штефан вернулся ночью 16 марта. Именно той ночью Кокошка отправился в погоню за Штефаном в горы Сан-Бернардино, чтобы уже никогда не вернуться. Итак, в меру своих сил Штефан организовал бомбардировку института и посеял в душе Гитлера семена сомнения относительно поступающей оттуда информации. Штефан мог быть на седьмом небе от счастья, если бы не волновался за Лору, которую в 1989 году преследовал отряд эсэсовцев.

Он набрал на панели управления воротами цифры, рассчитанные на компьютере для последнего в его жизни скачка: в пустыню в окрестностях Палм-Спрингса, где утром 25 января 1989 года его ждали Лора с Крисом.