Дин Кунц - Молния

Но где?

Когда Штефан поблагодарил премьер-министра и встал с места, собираясь покинуть комнату, Черчилль показал на лежавшие на столе книги:

– Не хотелось бы, чтобы вы забыли ваши книги. Если вы их оставите, у меня появится слишком большой соблазн заняться плагиатом у самого себя!

– То, что вы не стали уговаривать меня оставить вам книги, служит еще одним подтверждением вашей незаурядности, – заметил Штефан.

– Чепуха! – Черчилль положил сигару в пепельницу и встал с места. – Если бы у меня сейчас были все эти книги, уже написанные, то я наверняка не стал бы публиковать их в таком виде. Мне захотелось бы их подправить, и после войны я еще многие годы постоянно что-нибудь подчищал бы, чтобы после публикации обнаружить, что я поколебал те самые основы, которые в вашем будущем сделали мои работы классическими. – (Штефан рассмеялся.) – Нет, я совершенно серьезно. Вы говорили, что мои труды станут авторитетными. И вашего предсказания мне вполне достаточно. Поэтому как получится, так получится. Я не стану рисковать, предвосхищая события.

– Что, возможно, весьма мудро с вашей стороны, – согласился Штефан.

Пока Штефан упаковывал книги в рюкзак, Черчилль стоял, заложив руки за спину и слегка раскачиваясь.

– Я хотел бы задать вам так много вопросов о будущем, что их даже трудно сформулировать. О вещах, которые представляют для меня гораздо больший интерес, чем то, будут ли мои работы пользоваться успехом или нет.

– Сэр, мне действительно пора вас покинуть, но…

– Да, я знаю. Не стану вас задерживать. Но скажите по крайней мере одну вещь. Любопытство буквально снедает меня. Итак, давайте посмотрим… Например, что будет с Советами после войны?

Замявшись, Штефан закрыл рюкзак и произнес:

– Премьер-министр, мне очень жаль, но я должен сообщить вам, что Советы станут даже могущественнее Британии и будут соперничать лишь с Соединенными Штатами.

Впервые за все это время Черчилль выглядел удивленным.

– Неужели их порочная система действительно способна добиться экономического успеха и изобилия?

– Нет-нет. С точки зрения экономики их система потерпит крах. Но они достигнут значительной военной мощи. Советы начнут безжалостно внедрять милитаристское сознание в свое общество и устранять диссидентов. Их концентрационные лагеря смогут потягаться с теми, что сейчас у нас в Третьем рейхе.

Лицо премьер-министра оставалось непроницаемым, но он не смог скрыть промелькнувшей в глазах тревоги.

– И все же на данный момент они наши союзники.

– Так точно, сэр. И без них вам, вероятно, не удастся выиграть войну с Рейхом.

– О… Войну мы непременно выиграем, – уверенно заявил Черчилль. – Просто не так быстро. Говорят, политики – плохие партнеры, но ставшие союзниками из-за войны – самые неприятные.

Штефану уже пора было прощаться.

Они обменялись рукопожатиями.

– Ваш институт превратят в груду камней, в щепки, в прах, – пообещал премьер-министр. – Даю вам честное слово.

– Этого мне вполне достаточно, – ответил Штефан.

Он залез под рубашку и три раза нажал на кнопку, активировав связь с воротами времени. И в то же мгновение оказался в институте в Берлине. Выйдя из похожих на бочонок ворот, Штефан подошел к панели управления. С момента его отправления в бомбоубежище под Лондоном прошло ровно одиннадцать минут.

Плечо по-прежнему болезненно пульсировало, правда, боль не усиливалась. Штефан устало опустился на стул оператора, чтобы немного передохнуть.

Затем с помощью цифр, рассчитанных на компьютере в 1989 году, он запрограммировал ворота для последнего путешествия. На этот раз он должен был отправиться на пять дней вперед, прибыв в одиннадцать вечера 21 марта в другое бомбоубежище, подземный бункер, но уже не в Лондоне, а в своем родном Берлине.

Когда ворота были готовы, Штефан вошел внутрь. Он и на этот раз не взял с собой оружия. Правда, сейчас он не стал брать и шеститомную «Историю Второй мировой войны» Черчилля.

Когда Штефан достиг точки перехода внутри ворот, он снова почувствовал противное покалывание во всем теле, которое через кожу проникало в плоть буквально до мозга костей, а затем обратно – из костей в плоть и кожу.

Лишенную окон подземную комнату, в которой оказался Штефан, освещала лишь настольная лампа на письменном столе в углу и минуту-другую электрические разряды, сопровождавшие появление Штефана. И в этом призрачном свете перед Штефаном предстал Гитлер.

Одна минута.

Лора с Крисом вжались в «бьюик». Не меняя положения, Лора посмотрела сперва на юг, где – и она это точно знала – оставался еще один человек, затем – на север, где, как она подозревала, прятались остальные противники.

Над пустыней повисла мертвая тишина. Ветер стих, все кругом замерло и перестало дышать. Солнце щедро делилось жаркими лучами с высохшей землей, и она светилась едва ли не ярче неба. Ослепительные небеса cлились с не менее ослепительной поверхностью пустыни, поглотив горизонт. И хотя температура воздуха не превышала восьмидесяти градусов по Фаренгейту, и кусты, и камни, и трава, и песок, казалось, образовали единый сплав со своим окружением.

Одна минута.

Ну конечно, до возвращения Штефана из 1944 года оставалась одна минута, а может, и меньше. Штефан непременно им поможет, и дело даже не в его «узи», а в том, что Штефан был ангелом-хранителем Лоры. Да, ее ангелом-хранителем. И хотя теперь она знала, откуда он родом, и понимала, что в нем не было ничего сверхъестественного, в некотором смысле он оставался для нее сверхчеловеком, способным творить чудеса.

На юге никакого движения.

На севере никакого движения.

– Они идут, – сказал Крис.

– Все будет хорошо, родной, – успокоила его Лора.

Тем не менее у Лоры отчаянно билось сердце, и не только от страха. Нет, оно болезненно сжималось от внезапно возникшего ощущения утраты, словно она чувствовала на каком-то подсознательном уровне, что ее сын – единственный ребенок, которого она могла иметь, ребенок, который родился вопреки воле судьбы, – уже умер, и не только из-за неспособности Лоры защитить свое дитя, а скорее из-за того, что с судьбой не поспоришь. Нет. Нет, черт подери! На сей раз, бросив вызов судьбе, Лора обязательно победит. Она не отдаст своего мальчика. Не потеряет его, как теряла любимых людей. Он принадлежал только ей, а отнюдь не проклятой судьбе или неумолимому року. Он принадлежал только ей. Только ей.

– Все будет хорошо, родной, – повторила Лора.

Осталось полминуты.

Внезапно Лора заметила к югу от «бьюика» какое-то движение.

В личном кабинете Гитлера в его берлинском бункере вытесненная энергия путешествия во времени кружилась вокруг Штефана шипящими змейками ослепительного света, которые, прокладывая по полу сотни извилистых дорожек, ползли вверх по бетонным стенам и дальше по потолку, совсем как в подземной комнате для совещаний в Лондоне. Однако эффектное явление, сопровождавшееся шумом и ярким светом, не привлекло внимания охраны, поскольку в этот самый момент самолеты союзников бомбили Берлин. Стены бункера дрожали от взрывов наверху, в городе, и грохот воздушного налета замаскировал характерные звуки, возникшие при появлении Штефана.