Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

— Ну, это ж так просто! Сколько тебе повторять, уважаемая Оэлун, — прибавочная стоимость — это стоимость, произведённая неоплаченным трудом рабочего и полностью присваиваемая капиталистом.

— Кем присваиваемая?

— Ну, не могу я объяснять в такой позе, уж извини!

— Ладно, не объясняй, — поднявшись с ковра, Дикая Оэлун подошла к ближайшему сундуку и, нагнувшись, распахнула крышку. — Сможешь продать это гнилье? — Она вывалила из сундука расползшиеся от ветхости ткани.

— Да легко. — Баурджин расчихался от пыли. Чихнула и Оэлун. Чихнула и засмеялась.

— Так продашь?

— Ну, я ж тебе сказал! Только что подобные вещи продал, и довольно удачно.

— У меня такого добра много… Считай, все сундуки, — ещё раз чихнув, вздохнула разбойница. — Так ты точно можешь всё это обратить в звонкий металл?

— Я не волшебник, я только учусь…

— Чего?

— Запросто! Но, разумеется, не очень быстро. Нужны возы, мои помощники, проводники к отдалённым кочевьям. Я слыхал, у Аргуни кочует много родов — вот там-то…

— Не забывай, кроме будущих покупателей, там есть ещё и хан Джамуха… и Чёрный Охотник.

— Кара-Мерген? — удивлённо переспросил пленник. — Что ты о нём знаешь?

— Мало чего… — Разбойница снова вздохнула. — О нём вообще мало кто чего знает. Но все боятся!

— И ты?

— Я никого и ничего боюсь! Ну… — Оэлун подкинула на руках расползшуюся ткань. — И как ты это продашь?

— Очень просто — на подношения духам. Ну, видела, думаю, цветные ленточки на кустах и деревьях? Вот эта ветошь…

— Это тэрлэк!

— Этот тэрлэк, если его разрезать на ленточки и продать каждую хотя бы за одну медную уйгурскую монету, принесёт выгоду…

— Господи Иисусе Христе! — вдруг громко взмолилась разбойница. — О, великий Тэнгри и Христородица! Да ты — и такие, как ты, — ещё большие разбойники, чем все мои люди! Недаром вас все презирают…

— Но все пользуются. Ну-ка, Оэлун, замри…

— Зачем это?

— Ну, прошу… Вот так…

— И что? — Дикая Оэлун повернулась боком.

— Какая ты красивая. Оэлун! — восхищённо причмокнул губами пленник. — Ты хоть сама-то об этом знаешь?

— Почему же не знаю? — Атаманша подбоченилась. — Мне об этом все говорят.

— В таком случае присоединяюсь к общему хору. Но пойми — я торговец и повидал много стран… и многих женщин. Твои волосы — словно закатное солнце, глаза — как синь осеннего неба, губы — сладкие, словно клевер, а грудь… К сожалению, я её не вижу…

— Смотри! — усевшись рядом, разбойница распахнула тэрлэк, обнажив восхитительно упругую грудь с томными коричневыми сосками. — Ну?

— А грудь — как два песчаных бархана!

Баурджин облизал вмиг пересохшие губы.

— Складно поешь, травоволосый, — тихо произнесла атаманша и, сев рядом с пленником, провела рукой по его плечу. — А ты сильный…

Выхватив кинжал, она резким движением разрезала пояс и, распахнув дээл Баурджина, приникла к его груди…

— И в самом деле — сильный.

— Посмотри мне в глаза, — шёпотом попросил Баурджин. — И я узнаю — чего ты сейчас хочешь?

— И чего же?

— Того же — что и я… Скорей развяжи мне руки, красавица…

Исполнив просьбу, Дикая Оэлун сбросила на ковёр одежду.

— Цара Леандер! — любуясь точёной фигурой, восхищённо прошептал нойон. — Поистине — Цара Леандер…

Непокорного врага

Немногочисленным сделавший,

Рубившегося врага

Наполовину уменьшивший…

Их отпустили! Невероятно, но факт! Видать, Дикой Оэлун сильно пришлась по душе идея Баурджина по распродаже ветоши и прочей скопившейся в разбойничьих сундуках дряни. Ну, ещё бы — какой толк грабить всех подряд, когда можно просто выгодно реализовать уже награбленное? Именно так и рассудила Оэлун, уж в чём в чём, а в уме ей нельзя было отказать, а дура бы и не сумела управиться с бандой. И не просто управиться, а удержать в тугой узде!

Им вернули лошадей, повозки и, конечно же, дали новых погонщиков — для пригляда. Трёх неприметных парнишек, каждый из которых в бою стоил хорошего воина. Жарлдыргвырлынгийна же разбойники оставили в качестве заложника. Ну а кого им ещё было оставлять — тощие подростки, Гамильдэ-Ичен и Сухэ, на важных заложников уж никак не тянули. Впрочем, кажется, Жорж и сам рад был остаться, уж больно восхищённо посматривал он на разбойницу.

По левую руку от маленького каравана дыбились поросшие лесом сопки, по правую — блестела река. Утреннее небо было пронзительно синим, над вершинами сопок вставало жёлтое солнце.

— Смотрите-ка, гэр! — обернулся в седле едущий впереди Гамильдэ-Ичен.

Сухэ в миг нагнал его, всмотрелся:

— И не один даже!

— Кочевье Чэрэна Синие Усы, — усмехнувшись, пояснил один из разбойников. — Последнее место, до которого могут проехать возы.

— Значит, нужно их там продать. — Баурджин почесал затылок и махнул рукой. — Сворачиваем!

Люди Чэрэна Синие Усы — в основном женщины и дети, — завидев приближающихся купцов, с радостным гомоном бросились навстречу.

— Сонин юу байнау?! Какие новости?!

— Хороши ли ваши стада? Много ли дичи в лесах?

После обмена любезностями гости быстро развернули возы шагах в полусотне от кочевья и, развесив на выносных шестах товары, принялись — как и полагается купцам — потирать руки в ожидании прибыли. Местные молодайки уже пускали слюни над медными монистами и отрезами разноцветной парчи и шелка, а старики приценивались к ленточкам — для подношения духам. Однако смотреть — смотрели, но не покупали. Странно…

Загадка, впрочем, разрешилась просто — в настоящий момент в кочевье просто-напросто не было мужчин. Интересно — а где же они тогда? Что, на охоту уехали?

Пара разбитных молодаек, с большим интересом постреливающих узкими глазками на гостей, перебивая друг друга, пояснили, что не на охоту, а… Баурджин-Дубов назвал бы это — «военными сборами» или «строевым смотром» — собственно, со слов девчонок так оно и выходило.

— А когда вернутся? — быстро спросил Гамильдэ-Ичен. — Без них, что, купить не можете?

Тут же выяснилось, что срока возвращения мужчин в кочевье не знали. Может быть — сегодня к вечеру, а может, и дня через три, раньше тоже так бывало — и всегда по-разному. А без мужиков делать какие-либо серьёзные покупки женщины опасались. Нет, конечно, все они были достаточно самостоятельны и могли распоряжаться всем богатством своего гэра… Только мужчины могли потом запросто побить их палками — чтоб не дурили, отдавая по две собольих шкурки за красивое медное блюдо.

— Ладно. — Гамильдэ-Ичен давно уже освоился в образе торговца. — Не хотите по две, давайте по одной! Смотрите, на всех не хватит.