Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

Часовой обернулся — услышал. Охотник, мать его…

— Это ты, Хартогул?

— Я, я… Забыли баклагу.

— Баклагу? Какую…

Острый клинок без особого шума разорвал грудь. Враг дёрнулся, вскрикнул…

— Тихо, тихо. — Баурджин тут же зажал ему рот, чувствуя, как стекает по ладони вязкая горячая кровь. Кровь ночного врага…

Опустив мёртвое тело в траву, подбежал к пленникам, вырвал изо рта Гамильдэ-Ичена кляп:

— Стражник — один?

— Нойон! — В голосе юноши вспыхнула радость. — Ты как здесь?

— Рыбу ловил. — Баурджин быстро перерезал путы и напомнил: — Я спросил…

— Кажется, один… — Гамильдэ бросился к девушке. — Боргэ! Боргэ!

Нойон освободил и девчонку.

— Боргэ… — с нежностью произнёс Гамильдэ-Ичен.

— Не время сейчас для любезностей, — Баурджин тут же прервал их. — Боргэ, можешь идти?

— Да… — Девушка быстро пришла в себя.

— Незаметно, но быстро бежишь в кочевье — всех будишь, но — неслышно. Пусть будут готовы!

— Поняла! — без лишних слов девчонка скрылась в зарослях.

Молодец. Всем бы так…

— А мы с тобой — пойдём следом за вражинами. Кстати, кто это, не знаешь?

— Нет…

— Ну да, вряд ли они тебе представились…

Баурджин с Гамильдэ-Иченом почти бегом бросились краем оврага — как раз там и пробирались сейчас чужаки.

Небо алело восходом. А здесь, на берегу, ещё было темно, и чёрные деревья хватали корявыми лапами низко висевшие звезды. Вот впереди кто-то вскрикнул — споткнулся. Послышались приглушённые ругательства — это главарь водворял порядок. Пахнуло лошадиным потом и грязью никогда не мытых тел… Язычники.

Вот они выбираются из лощины… Садятся на лошадей… Сейчас, вот-вот, сейчас навалятся неудержимой лавой… Горе, горе беззащитным гэрам!

Идущий последним замешкался, нагнулся, поправляя подпругу, — остальные уже подъезжали к кочевью…

Нойон молча протянул Гамильдэ-Ичену нож. Юноша кивнул, примерился…

Взметнулась в седло чёрная тень… И, на миг застыв, упала в траву со слабым стоном.

— Вперёд! — вскакивая на трофейного коня, усмехнулся Баурджин. — Что там у него?

Гамильдэ-Ичен быстро обыскал поверженного врага:

— Сабля… И палица… Ещё — лук.

— Саблю — мне, остальное забирай. Садись!

Юноша уселся на круп коня сзади.

Баурджин ласково потрепал скакуна по гриве, придержал — судя по всему, ещё было не время. Немного выждать.

Первый луч солнца упал на землю, освещая белые гэры.

— Хэй-йо-у-у-у! — бросаясь в атаку, завыли, заблажили враги. — Хэй-йо-у-у-у!!!

— Вот теперь — пора…

Нойон взмахнул саблей, пробуя, как сидит клинок.

— Хэй-йо-у-у-у!

Рассыпавшись лавой, чужаки ворвались в кочевье. Спрыгивая с коней на скаку, ворвались в гэры…

Где их уже ждали предупреждённые Боргэ женщины. А уж драться они умели, и постоять за себя могли. Тем более, на их стороне были и гости, опытные воины — трое разбойников и Сухэ.

И Баурджин с Гамильдэ-Иченом!

Вот уже приблизились гэры. Пахнуло дымом и запахом немытых тел чужаков. Гамильдэ соскочил с седла, и молодой князь, выхватив саблю, с ходу разрубил чуть ли не надвое неосторожно замешкавшегося врага.

— Хур-ра-а-а!!!

Из гэра с недоуменным видом выскакивали вражины. Видать, их там встретили как надо!

Один успел вскочить в седло, замахал саблей:

— Поджигайте, поджигайте гэры!

Баурджин направил на чужака коня. Блеснул на изгибе клинка первый солнечный луч. Удар! Искры! Ещё удар… А враг оказался опытным. Вот спланировать набег он толком не сумел, что же касается боя…

Ух, как ловко он дрался!

Удар! Удар! Удар!

И хрип лошадей, и злобное сверканье глаз. Удар!

Тяжёлые клинки высекали искры…

Удар! Отбив! Скрежет… Баурджин попытался захватить чужую саблю. Неудачно — клинок соскользнул вниз. И враг немедленно воспользовался оплошностью — острие его сабли разорвало дээл на груди нойона!

Хорошо, Баурджин успел откинуться назад…

Снова удар!

Отбив!

И звон клинков, и злобный взгляд, и запах немытого тела — запах врага.

Удар!

И скрежет…

Остальные вражины, кто успел, уже повскакали на коней и улепётывали со всех ног, точнее — со всех копыт. А этот — нет. Сражался до последнего, не думая о бегстве. Воин!

Лишь, чуть скосив глаза на своих, презрительно молвил:

— Псы!

Кто-то окликнул его:

— Джиргоадай, давай с нами!

— Бегите, псы… Я лучше умру.

Удар! Удар! Удар!

Искры… И чёрные, пылавшие ненавистью глаза.

А ведь он молод, очень молод. Наверное, не старше…

Удар! Скрежет! Искры!

А получи! Ага, не нравится?!

…не старше Гамильдэ.

А вот так?

Баурджин размахнулся, закручивая саблю хитрым винтом, который как-то показывал ему Боорчу, ударил изо всей силы, рассчитывая на такой же сильный отбив…

Звон! Искры!

И вот он — отбив!

Глухой, словно выстрел, звук встретившихся плашмя клинков… Лёгкое движение кисти…

Конь!

Хороший оказался конь у этого парня.

Запрядав ушами, рванул в сторону, словно почувствовав беду для своего хозяина, — и острие сабли Баурджина, вот-вот собиравшееся впиться врагу в шею, скользнуло, всего лишь раскровянив руку…

Сабля Джиргоадая со звоном упала на каменистую почву. А конь его — белый, в яблоках, поистине, отличный скакун и верный друг — взвился на дыбы и, без всякого приказа всадника, понёсся вниз по крутому склону.

— Куда ж ты, дурак? — закричал вслед Баурджин. — Разобьёшься!

Напрасно…

На краткий миг свечой застыв на краю обрыва, чудесный конь вместе со всадником полетел в воду.

— Жаль. Хороший был воин. — Нойон покачал головой. — И конь — очень хороший.

— Кого тебе больше жаль, коня или всадника? — поинтересовался подбежавший Гамильдэ-Ичен.

Баурджин утёр со лба пот:

— Как там?

— Все кончено, — бодро доложил юноша. — У врагов — четверо убитых… считая того, что в овраге — пятеро, остальные ушли.

— Плохо, что ушли.

— У нас — убит Нарамчи, разбойник. Два старика… И ранен Сухэ.

— А девчонки?

— Никто не пострадал… почти.

Пришедшие в себя после налёта обитатели кочевья деятельно наводили порядок: кто зашивал разодранный полог гэра, кто подметал площадку у коновязи, а те, кто постарше, готовили в последний путь убитых. И своих, и чужих.

— Зря мы позволили им уйти, — к спешившемуся Баурджину подошёл один из разбойников, Цэцэг. — Они вернутся. Накопят сил и вернутся.

— Если успеют до возвращения здешних мужчин, — криво улыбнулся нойон.

Цэцэг, хмурого вида парень лет двадцати двух, покачал головой и прищурился:

— А ты хорошо сражался, торговец. Слишком уж хорошо. Где научился так владеть саблей?

— У тангутов, — Баурджин брякнул первое, что пришло на ум.

— У тангутов? — удивлённо переспросил Цэцэг. — Вот уж не думал, что тангуты применяют те же ухватки, что и монголы.