Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

— Да уж, не глухая.

— Тогда действуй, и да поможет вам Христородица и великий Тэнгри!

Харимча, ухмыльнувшись, побежала к гэру, на ходу поправляя задравшийся подол дэли.

— Ну а нам — туда, — Баурджин кивнул на поросшую лесом площадку у самой дороги. — Будем, так сказать, держать передовой рубеж обороны. Гамильдэ, если что со мной случится, не забудь, как вражины станут теснить, крикнуть — хур-ра! Посмотрим, чего стоят бабоньки…

В это время организованные одноглазой Харимчой бабоньки относительно стройной толпою шли к лесу. Позади них, с двумя луками за плечами, бойко вышагивала новоявленная мать-командирша и что-то ритмично выкрикивала… Баурджину даже послышалось, что — «левой, левой, ать-два!»

Нойон улыбнулся:

— Хорошо идёт тётка!

Набросав валежника, мужчины перекрыли дорогу. Гамильдэ-Ичен, Цэцэг с Цэрэном — похожие, как близнецы-братья, Сухэ… Н-да-а, не густо. Вот если бы пулемёт! А лучше — два. Один — здесь, другой в том лесочке, где женщины с одноглазою командиршей. Ладно, мечтать потом будем…

— Вот они, — натягивая тетиву, сквозь зубы произнёс Гамильдэ-Ичен. — Едут!

— Вижу, — прошептал нойон и, предупредив, чтоб без команды не стреляли, натянул лук…

Показавшиеся из-за перевала всадники ехали нагло, ничуть не скрываясь. Да, где-то около двух десятков. Но все — в кожаных латах, в кольчугах, при шлемах и круглых щитах. Над головами всадников угрожающе покачивались тяжёлые наконечники копий, сытые кони мяли копытами траву. Да-а, этих… (так и хотелось сказать — «закованных в сталь псов-рыцарей») вряд ли можно будет сдерживать долго. Однако деваться некуда, глаза боятся — руки делают. Не так страшен чёрт, как его малюют…

— Приготовились!

Баурджин наладил стрелу, выбрав целью надменного воина в сверкающем доспехе из железных пластин. Такие же пластины прикрывали и круп коня. Над блестящим в солнечных лучах шлемом развевались чёрные перья ворона. Какое на редкость неприятное лицо… И ухмылка…

В глаз его, в глаз! Бей ворона в глаз!

Нойон потянул тетиву…

И вдруг услышал крик.

Кричала выскочившая из укрытия Боргэ… Куда ж ты, девочка? Стой!

А за ней уже бежали все!

Баурджин выругался — дисциплинка, мать вашу!

— Не стреляйте, не стреляйте! — подбежав к засаде, закричала Боргэ. — Это свои, наши! Наши мужчины вернулись! Слава Христородице! Дедушка, дедушка! — распахнув объятия девчонка бросилась к надменному всаднику. Тот склонился и, легко подхватив внучку, усадил её перед собой на коня.

— Так вот он, пресловутый Чэрэн Синие Усы, — шёпотом протянул Баурджин.

Из леса с ликующими криками бежали женщины…

В каждой повозке с навесом есть госпожи,

В каждой повозке с передком есть девицы…

Цэрэн и Цэцэг сбежали! Вот это была новость. Прихватили все вырученные за товары деньги и шкурки пушных зверей, все шесть объёмистых перемётных сум, всех лошадей, включая заводных. Ну, сволочи!

— А ты куда глядел, Сухэ? — взъярился Баурджин, отвязывая от дерева спелёнутого, словно кукла, парня. — Я же предупреждал — будь с ними поосторожней!

— Да они сказали — мол, постой покарауль тут, а мы пока место для ночлега присмотрим…

— Так ведь уже присмотрели же!

— Они сказали, что знают и получше место. Туда и повели лошадей… Я тоже за ними пошёл, посмотреть, что за место… А они… Они…

— Ясно, — махнул рукой нойон. — Свалили наши разбойнички, прихватив всю нашу выручку. Да и чёрт с ней, с выручкой — лошадей жалко! Что теперь, пойдём пешком к Джамухе жаловаться? Мол, ну и порядочки на твоей территории, уважаемый хан, — без солидной охраны ни пройти, ни проехать. Может, ещё компенсацию от него потребовать?

— Так, может, вернуться назад, в кочевье Чэрэна Синие Усы? — с ходу предложил Гамильдэ-Ичен. — Рассказать все — они помогут.

Баурджин скривился:

— Они-то помогут, кто бы сомневался? Только нам-то ведь не это нужно! Что нам с их помощи? Время, время потеряем, а Темучин ждёт обстоятельного доклада как можно быстрее — и я его понимаю. Как понимаю и то… — нойон усмехнулся, — что тебя так влечёт в это кочевье, Гамильдэ. Вернее — кто.

Юноша смущённо понурился.

— Ладно, ладно, Бог даст, ещё зашлёшь сватов к своей зазнобе!

Говоря так, Баурджин кривил душой, вовсе не веря в сказанное. Род Чэрэна Синие Усы, конечно, отнёсся к гостям очень хорошо — как поступил бы и любой другой род, в полном соответствии с великим законом степи. Однако как ни крути, а это был вражеский род, род Джамухи, с которым вот-вот предстояло кровавое столкновение. И наверное, не стоило бы сейчас обнадёживать юношу, потерявшего голову от любви. Впрочем, любовь ли это? Скорее так, увлечение…

— О чём задумался, Гамильдэ?

— А? — Юноша оторвал взгляд от неба. — Стихи сочиняю.

— Вот это дело! — язвительно расхохотался нойон. — А я-то полагал, ты думаешь о том, как нам отсюда выбраться.

— И об этом подумаю, — невозмутимо отозвался парень. — Вот только досочиняю. Всего-то две строчки осталось… Баурджин-гуай, не подскажешь рифму к словам «сталь кос»?

— Навоз! — нойон не выдержал и даже хотел было прикрикнуть на юношу, чтобы занимался делом. Но сдержался. Не накричал. Просто глубоко вдохнул… выдохнул… вдохнул — выдохнул… И так несколько раз…

А потом сказал:

— К «стали кос» очень подходит «курносый нос», Гамильдэ.

— Курносый нос? — Юноша улыбнулся. — Вообще — хорошо… но не очень хорошо…

— Ну, тогда — «милый нос».

— А вот это гораздо лучше! Спасибо, нойон. Хочешь, прочту стихи?

— Конечно, прочти — мы с Сухэ их охотно послушаем, верно, Сухэ?

Алтансух непонимающе мотнул головой.

Гамильдэ-Ичен подбоченился и, откашлявшись, громко, с выражением, произнёс:

— Сказание о несчастной любви!

Тут же и пояснил:

— Это название такое.

Пряча улыбку, Баурджин погрозил юному приятелю пальцем:

— Неправильно ты, Гамильдэ, балладу свою назвал, безрадостно. Даже можно сказать — политически безграмотно! «Сказание о счастливой любви» — вот как надо!

— Ну, вообще, да, — подумав, согласился поэт. — Так гораздо лучше.

Баурджин вольготно развалился под деревом и приготовился слушать:

— Ну, ладно, ладно, потом исправишь. Давай, читай своего «Гаврилу»!

— Кого?

— Ну, сказание…

— Ага… Слушайте…

Юноша картинно застыл в позе убитого горем героя, и налетевший ветерок трепал его волосы, словно конскую гриву…