Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

Баурджин хмыкнул: местные молодайки глазели на дешёвенькие тарелки, словно африканские негры на бусы. А Гамильдэ-Ичен, словно заправский купец, продолжал расхваливать выставленные на продажу товары:

— Вот, обратите внимание, пояса! Хорошие, шёлковые… Отличный подарок мужу. Ну, что ты смотришь, глазастенькая? Мужа нет? Так подари дружку!

— Ой… — девчонка с сомнением подёргала пояс. — Что-то он трещит — как бы не расползся.

— Не расползётся! — Гамильдэ-Ичен поспешно отобрал пояс, и в самом деле траченный молью. — А трещит… так он и должен трещать — это фасон такой, чжурчжэньский. А ты что смотришь? Хорошее блюдо, бери, не сомневайся! Только для вас, красавицы, всего по одной собольей шкурке за блюдо. Что? Нет собольих? Не беда, несите горностаевые. Беличьи? Ладно, сойдут и беличьи… только побольше.

Какой-то старик, с узкой седой бородой, трясущимися руками протянул Гамильдэ цзинскую медную монетку:

— Дай-ка мне во-он ту ниточку…

— Это не ниточка, уважаемый, это — полоска. Как раз для того, чтобы умилостивить горных и речных божеств.

— Вот-вот, — обрадовался старик. — Как раз это мне и надо.

— На одну монету бери две, дедушка!

— Ну, давай. Вон те, красные…

— Красные — это для гор. А вот речные божества больше любят синие!

Баурджин поспешно отвернулся — стыдно стало: синего тряпья у них было куда как больше красного.

— Берите, берите! — расхваливал товар Гамильдэ-Ичен. — Не скоро мы ещё к вам приедем.

Присланные для пригляду разбойники с нескрываемым уважением поглядывали на торговцев.

— Гляди-ка, Цэрэн, — украдкой шепнул один другому. — Полдня работы — и на тебе, сколько мехов и монет! Нами с тобой столько даже в самый удачный набег не достанется!

— Да уж, — завистливо скривил губы Цэрэн. — Может, и нам когда-нибудь податься в торговцы? Дело, я смотрю, не такое и сложное — дёшево купил, привёз, куда надо, дорого продал. Красота!

Баурджин хмыкнул — нет уж, не всё так просто, парни, — и, взяв в руки изящный, светло-зелёного шелка пояс, поощрительно улыбнулся покупательницам:

— А что, девушки, много ль у вас мужчин? Вот, думаю — хватит ли на всех поясов?

Молодайки заволновались:

— Ой, хорошо бы, хватило.

— Так сколько у вас мужиков-то, спрашиваю?

— Два раза по девять и ещё трое. Да, именно так.

— Да что ты говоришь, Боргэ? Ты что же, посчитала за мужчин этих недотёп — Сурэна с Нарамом?

— А что?

— Да какие ж они мужики?

— Нет, девушки, их тоже надобно посчитать, а как же!

— Этих гнусных сусликов-то считать? Ты что, Боргэ, не помнишь, как они вашего барана сожрали?

Пристыженная Боргэ махнула рукой.

Уже к началу торговли, как заметил Баурджин, молодайки принарядились, повытаскивали из сундуков самое ценное — красивые, нежно-голубые и травянисто-зелёные дээли, украшенные затейливым орнаментом — союмбо, высокие конусообразные шапки, напоминавшие Дубову карнавальные колпаки, белые узорчатые сапожки-гуталы. Ничего не скажешь, красивые девки! И вольные… ну, уж это как у всех кочевников водится. Никогда у них женщины забитыми не были, взаперти не сидели — на конях скакали не хуже мужиков, и в переходах на дальние пастбища, и в военных походах, если надо было — и воевали, и даже возглавляли роды. И спали — с кем хотели. С другой стороны, даже самому хану не было зазорно взять в жены женщину с ребёнком или даже — с несколькими, никто тут этого не стыдился, а даже и наоборот — гордились. И чужих детей воспитывали, как своих. Впрочем, дети чужими не бывают — закон степи. На взгляд Баурджина-Дубова — очень хороший закон.

Итак, значит, в роду Чэрэна Синие Усы — двадцать один воин, считая и «гнусных сусликов», нагло сожравших чужого барана. Больше чем два десятка. А ведь это, похоже, самый захудалый род. И хан Джамуха регулярно проводит военные смотры, тренировки и прочее. Сплачивает, так сказать, народишко в единую армию. В случае чего несладко придётся Темучину с Ван-ханом, несладко. Хотя, с другой стороны, для мира в степи всё равно, кто станет победителем — Ван-хан с Темучином или Джамуха, лишь бы поскорей установилось спокойствие. Впрочем, нет — победить должен сильнейший, иначе кочевья так и будут страдать от усобиц. А эту линию — против усобиц — последовательно и жёстко проводит в жизнь именно Темучин. К тому же сам Баурджин и его семья — род! — ему сильно обязаны. Значит, все правильно. Значит, так и нужно действовать — не щадя ни сил, ни жизни.

— Возы? — одна из девчонок — кажется, её звали Боргэ — задумчиво покачала головой. — Нет, без мужчин мы не можем их купить — боимся. Ладно блюда да ленточки… ой, а колокольчиков у вас нет?

— Есть! — широко улыбнулся Гамильдэ-Ичен. — Есть колокольчики! Тебе сколько, красавица? И каких — серебряных, медных?

Красавица возмущённо фыркнула:

— Вот ещё — медных! Конечно, серебряных!

— Ну, бери, — запустив руку под рогожку в объёмистую корзину со всякой мелочью, юноша протянул покупательнице три серебряных колокольчика с маленькими уйгурскими буквицами вертикальным рядом — пожеланиями удачи и счастья.

Девушка восхищённо зацокала языком:

— Сколько стоит?

— Две… Впрочем, бери так, в подарок!

— Ой… Вот спасибо!

— Тебя как звать-то?

— Боргэ. Чэрэна Синие Усы знаешь?

— Слыхал.

— Так я — его внучка.

Гамильдэ-Ичен улыбался настолько глупо, что у подозрительно косившегося на него Баурджина больше не осталось сомнений — втюрился парень, запал на красивую девку. И в самом деле, красивую — волосы иссиня-чёрные, с вороновым отливом, кожа светлая, милый, чуть вздёрнутый носик, глазки большие, вытянутые, кажется, зелёные, на румяных щёчках ямочки… А ведь род Чэрэна Синие Усы входит во враждебный союз Джамухи. Хотя что говорить — сердцу ведь не прикажешь.

А Гамильдэ-Ичен уже договаривался с девчонкой о встрече, мол, очень уж понравились ему здешние места, вот бы погулять, полюбоваться красотами, кто б показал только… Кто б показал? Ну, ясно кто…

Так, незаметно, приблизился вечер. Перевалив реку, солнце сползло уже к самым сопкам, заливая поросшие лиственницей и кедром вершины мягким золотисто-оранжевым светом. В ближайших кустах весело пели птицы, пахло цветущим багульником, мятой и клевером, на излучине реки — было видно — играла рыба.

Баурджин-Дубов вдруг неожиданно ощутил такую жуткую ностальгию, что аж страшно стало! Давно уже не накатывали на него подобные чувства, лет пять — точно. Захотелось вдруг взять удочку, да пойти на реку, посидеть, встретить вечернюю зорьку. А потом все как полагается — костерок, уха, водочка — и протяжные русские песни.

Жаль, кочевники почти не ловили рыбы, да и вообще — к воде относились трепетно. Интересно, какая в этом кочевье вера? Если люди Чэрэна Синие Усы язычники — тогда к реке и близко подходить нельзя, ну, разве что помолиться. А если христиане или, скажем, буддисты — тогда можно попробовать и половить рыбку.