Леонид Резников - Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

– Да говорю же тебе, жена: это золото притащил откуда-то Али-баба, – пролепетал Касым сглотнув. Айгуль отличалась далеко не ангельским нравом, и кому, как не Касыму было знать об этом.

– Врешь!

– Не вру, мой ненаглядный воробушек, Аллах тому свидетель! – бухнулся на колени Касым.

– Пусть так! – Айгуль сверкнула глазами и, сдув со лба выбившуюся из-под платка прядь волос, сделала шаг к мужу, нависнув над ним всеми своими двумя метрами роста и метром в обхвате. – Но где вторая половина мешка?

– Ее потратил этот гнусный проходимец Али-баба, чтоб ему пусто было. Подумать только, спустить полмешка золота за каких-то три дня! Я в последний момент успел забрать причитающееся мне… нам золото, – быстро поправился он.

– И ты, конечно, поинтересовался, где твой непутевый брат взял целый мешок золота? – покачала головой Айгуль.

– А… разве нужно было? – Касым растерянно похлопал короткими, выгоревшими ресницами.

– О Аллах, – Айгуль молитвенно воздела руки к небу, – за что ты послал мне в мужья этого недотепу, этого бестолкового осла?

– Но, ласточка моя быстрокрылая, чем я опять провинился перед тобой?

– Своей глупостью, вот чем! Быстро возвращайся к своему братцу и узнай у него, где он достал целый мешок золота.

– Но мой козленочек, какая в том нужда? Золото-то – вот оно, – несчастный Касым сгреб ладонями с пола золотые динары и протянул жене. Монеты, звеня, вновь посыпались на пол из его пальцев. – Здесь целое богатство!

– И это ты называешь богатством? – вспыхнула Айгуль, отпихивая руки мужа. – Богатство там, где твой несносный братец взял этот мешок. Сейчас он сидит и посмеивается, как ловко провел такого болвана, как ты. Ведь завтра он пойдет и принесет себе еще один мешок, а может, и два, нет – три мешка! А ты будешь сидеть тут и радоваться этим проклятым грошам.

– Ты так думаешь? – Касым снял с головы тюбетейку и промокнул взопревшую лысину платком.

– Я не думаю – я знаю наверняка. А вот когда ты уже думать научишься.

– Да-да, ты права, – Касым вскочил с пола, водрузив тюбетейку обратно на лысину. – Я сейчас же пойду к проклятому Али-бабе, и пусть он только попробует не сказать мне, где взял золото! Ух, я ему тогда! – воинственно потряс кулаками Касым.

Волна негодования переполнила его. Он со злостью пнул мешок ногой и выскочил за дверь, щедро раздавая направо и налево пинки ни в чем не повинным курам.

– И правильно, – Айгуль мгновенно обмякла, вновь зевнула и поплелась обратно в комнату в надежде все-таки соснуть часок-другой.

Разгоряченный ненавистью и жадностью Касым влетел в дом Али-бабы, едва не вынеся дверь. Али-баба как раз только-только вернулся с базара и, сидя у окна, с любовью поглаживал ладную рукоять новенького крепкого топора с остро отточенным, сверкающим на солнце лезвием. На запыхавшегося Касыма, с треском и грохотом возникшего в комнате, он совершенно никак не прореагировал, продолжая любоваться топором.

– Здравствуй, брат Касым, – не оборачиваясь, произнес Али-баба. – Ты так спешил принести мне дарственную на мою половину дома, что чуть не развалил его?

– Какую еще дарственную? – вспылил Касым.

– Как, ты уже забыл? – Али-баба с грустью отложил топор в сторонку и поднялся навстречу незваному гостю. – Ты же сам недавно говорил, что даришь мне мою половину дома.

– Говорил, но ты опять надул меня, о проклятый разбойник!

– Не понимаю тебя, – лишь пожал плечами Али-баба. – Ты ворвался в мой дом, угрожал мне, забрал все мое золото и еще называешь меня разбойником?

– Ах ты…

– Спокойно, брат Касым, – остановил его Али-баба. – Говори, чего тебе опять от меня понадобилось?

– Айгуль… то есть, я хочу знать, где ты добыл мешок золота, будь он неладен!

– Ах, вон в чем дело! – покачал головой Али-баба, отворачиваясь к окну. – Оказывается, твоя дорогая женушка взбаламутила тебя, и ты прибежал ко мне, пылая гневом, чтобы выпытать, где хранится сокровище. Ей мало того что я вам отдал?

– Мало! Мне мало! И ей. Всем! – задыхаясь от жадности, выпалил Касым. – У меня большая семья.

– Прости, брат, но твоей большой семье придется довольствоваться тем малым, что ты у меня отнял.

– Как это? – смешался Касым, покачнувшись на месте от подобной наглости.

– Очень просто. Я никогда ни тебе, ни кому бы то ни было не скажу, где я взял это золото. Я обещал, а обещания, ты знаешь, я держать умею, в отличие от некоторых, – с укором заметил Али-баба.

– Это ты о доме? Так я это… не отказываюсь от своих слов, – тут же залебезил Касым. – Хочешь, я прямо сейчас напишу тебе расписку?

– Пиши, только знай, эта расписка не поможет тебе добыть денег, которых так алчет твой ненаглядный воробушек или козленочек – уж не помню, кто из них конкретно.

– Ну, Али-бобочка, родной, – захныкал Касым, опускаясь на колени. – Брат! Ты ведь мне брат?

– Не уверен, – с сомнением, подумав, произнес Али-баба.

– Неважно! – отмахнулся Касым. – Я перепишу на тебя весь дом. Хочешь?

– Нет, не хочу, – Али-баба уселся обратно под окно и опять взял в руки топор. Этот разговор ему уже порядком успел наскучить.

– Тебе не нужен этот дом? Хорошо, я тебе куплю другой! Тебе и нашей дорогой маме, только скажи, где ты взял деньги?

– А знаешь, неплохая мысль!

– Значит, скажешь? – преждевременно, как оказалось, обрадовался Касым.

– Я про другой дом. Как говорится, чем дальше, тем роднее. А про мешок все равно ничего не скажу.

– У-у, несносный шакал! Говори сейчас же, или я, или я… – Касым завертел головой, никак не в силах сообразить, чем можно досадить Али-бабе.

– Что?

– Или я буду петь под твоими окнами, пока ты не сойдешь с ума, вот! – нашелся наконец Касым. – О, ты проклянешь тот час, когда связался со мной! Я обещаю тебе.

– Что ж, пой, – безразлично пожал плечами Али-баба. – Я люблю, когда поют.

– Ну, хорошо, – Касым скрипнул зубами, пыхтя, поднялся с колен и погрозил брату пальцем. – Ты сам напросился – теперь держись!

– Обязательно, брат.

– Хорошо же, – прошипел тот, брызжа слюной. – Я сейчас, только горло немного промочу.

– Ага. Да ты не торопись, я подожду.

– Мерзкий пройдоха, вшивый дровосек, хорек языкатый.

– И тебе того же, дорогой Касым.

– У-у! – взвыл Касым и пулей вылетел во двор.

Лишь за ним захлопнулась входная дверь, как со двора донеслись сильный грохот и треск дерева.

– Чтоб тебя шайтан побрал с твоим проклятым сундуком, будь он неладен! – гаркнул на всю улицу Касым, выбираясь из деревянных обломков и подвывая от боли в зашибленных местах.

– Ну вот, мама, ваш сундук и сгодился на праведное дело, – заметил Али-баба, на что старушка только головой покачала. Веселости сына она вовсе не разделяла.

Касым вернулся с дутаром лишь поздно вечером, когда Али-баба с матерью уже собирались укладываться спать. Удобно устроившись под распахнутым настежь окном, Касым ударил по струнам и, отчаянно фальшивя, завел нудную песню о том, как бабочка порхала с цветка на цветок в поисках нектара, но весь нектар уже унесли проклятые пчелы, и бабочка должна была помереть с голоду, и так далее, в том же духе.