Леонид Резников - Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

Касым играет на тоях и, поговаривают, видеть не может блеска золота, хотя не верю я в это – горбатого, как известно, только могила и исправит. Слышал я, будто Касыма несколько раз видели у той самой пещеры. Наш толстяк, совершенно потерянный, бродил около стены, моля духа Сим-сим открыть дверь, но стена оставалась глуха к его мольбам.

Что же касается Али-бабы, то он все-таки отремонтировал дом, женился на Марджине, пригласив на свадьбу всех своих новых знакомых, заделался важным человеком и открыл торговлю разными товарами. Но он не наживается на торговле, нет, а продает свои товары задешево, живет довольно скромно и не оставляет своей щедростью бедняков.

Разбойников, я слышал, казнили, да упокоит Аллах их души! А может, и не казнили – никто этого не видел, значит, и я врать не буду. Может, им нашли какое-нибудь лучшее применение, и мы вскоре вновь услышим о каких-нибудь «Горных орлах» или «Дорожных медведях». Или «Охотниках за нечистыми»? А вот что я точно могу сказать, то судьба их предводителя Черного Махсума странна и темна, как его одеяния. Он исчез прямо во время судилища, был – и нет его! Можете верить или не верить, но все именно так и случилось. До сих пор многие поговаривают, что Черный Махсум не иначе, как сам шайтан, принявший человеческое обличье! Возможно, они и правы. Об остальном, дорогие мои слушатели, судить вам…

Но что же стало с Махсумом на самом деле? Этого, разумеется, наш рассказчик знать не мог, поскольку происходило это совершенно в другом месте и ином времени.

Потерявшего всякого надежду и перепуганного Махсума выбросило прямо на улицу ночного города. Это было так неожиданно, что Махсум долго лежал на теплом асфальте, щупая его пальцами и вглядываясь в тусклые пыльные фонари, освещавшие узкий тротуар. Прохожих видно не было, но это даже и к лучшему, потому что Махсум (или теперь уже вновь Максим) от обуявших его чувств принялся целовать асфальт, шепча, словно боясь спугнуть видение: «Я дома. Я снова дома. Не может быть. Мой родной город…» – и так далее, в том же духе. Только подумать, всего несколько мгновений назад он едва не лишился своей головы окончательно и бесповоротно, и вот он опять в своем родном городе и уже готов поверить, что все происшедшее с ним не более, чем сон, кошмарный сон, от которого бывают мурашки и холодок, и просыпаешься в холодном и липком поту. Но ликование Максима было внезапно прервано появлением у самого его лица пары худых ног в джинсах и кроссовках.

– Эй, с тобой все в порядке? – спросил худой высокий парень.

– Все в ажуре, – Максим поспешно поднялся с асфальта и отряхнул свои черные одежды, доставшиеся ему в наследство от Черного Кади, и только это уже говорило о том, что все его похождения случились наяву.

– Странный ты какой-то, – заключил парень. – Валяешься тут посреди дороги, вырядился как… не знаю кто!

Максим не ответил.

Парень отвернулся и пошел дальше. При этом наполовину торчащее из заднего кармана его брюк портмоне вывалилось и упало прямо к ногам Максима. Парень ничего не заметил.

«Вот удача!» – обрадовался Максим, но тут ему показалось, будто кто-то шепчет совсем рядом: «Ты хорошо подумал? Мало тебе, видно, досталось?» Максим вздрогнул и огляделся по сторонам. Вокруг, разумеется, не было ни души, и даже, возможно, это был его внутренний голос. А вдруг нет?..

– Эй! – крикнул Максим, взмахнув портмоне над головой. – Лопух, ты кошелек потерял!..

…Чужестранец в пыльной поношенной одежде, сидевший в темном неприметном уголке чайханы и прислушивающийся к рассказу, отставил в сторону пустую пиалу, отодвинул от себя блюдо и кинул на дастархан несколько медяков в уплату за ужин. Поднявшись с топчана, он неспешно обулся в разношенные, посеревшие от пыли неведомых дорог чувяки, закинул на плечо выцветшую переметную суму и вышел на улицу.

– Клянусь Аллахом, – тихо произнес он, взглянув на солнце из-под загорелой ладони, – это самый удивительный из рассказов, которые мне только доводилось слышать! Я обязательно должен записать его. А начну я его так: «Когда-то, очень давно, в одном персидском городе жили два брата – Касим и Али-баба…»

В оформлении обложки использованы фотографии с https://pixabay.com/ и https://pxhere.com/ по лицензии CC0

Согласно верованиям арабов, обладатель имени Махсум (или Масум) не склонен к насилию, жестокости или грубости.

Кади (араб.) – мусульманский судья, вершащий правосудие на основе шариата.

Лаган – традиционная широкая и плоская восточная посуда.

Коса – национальная восточная глубокая посуда для первых блюд.

Чалоп (узб.) – кисломолочное блюдо с зеленью (окрошка).

Румол (тадж.) – национальный мужской поясной платок.

А. Фирдоуси, «Сказание о Рустаме».

Табиб (араб.) – врач, лекарь.

Халим (араб.) – мягкий, кроткий, терпеливый.

Ф. Шиллер, «Заговор Фиеско в генуе»