Алексей Вязовский - Две столицы

Поредевшая цепь развернулась еще раз и снова преодолела поле. Упавших было сравнительно немного, но зато падающие поднимали тучу брызг и некоторое время катились по земле с большими последствиями для своего внешнего вида. После пятой попытки в строю осталось ровно половина пехотинцев. Но оставшиеся летали по полю с немыслимой для человека скоростью.

— Холера! — Выругался поручик. — Глупи помысел. Тылко полова жолнежей есть на ногах!

— Вы не правы Анджей, — возразил Крылов. — Идея не глупая. И половина солдат удержалась на ногах без всякой привычки. Уверен, что через неделю большинство не будут испытывать трудностей в беге на постромках. А меньшую часть совершенно неспособных мы будем сводить в отдельные роты.

Я вмешался в разговор пехотных офицеров.

— Я мыслю, что мы вообще будем их переводить в один полк, который такому способу бега учить не будем совершенно. А в остальных полках такую затею введем как обязательную. А сейчас, поручик, постройте своих людей.

Пока поручик собирал своих солдат, некоторые из которых бродили по полю в поисках слетевших кепи и потерянных ботинок, я обратился к Крылову:

— Как вам этот офицер? Справляется ли?

Крылов посмотрел вслед своему подчиненному и ответил:

— Как вам сказать, ваше величество? Дело свое знает. Батальон тоже может потянуть.

Я почувствовал какую — то недосказанность в словах полковника и переспросил:

— Значит, всем хорош, или есть какое — то «но»?

Крылов невесело ухмыльнулся.

— Есть, конечно. Как не быть. Что он, что его соплеменники к солдатам относится не так, как вы заповедуете. Скотина они для них. Анджей, конечно, справный офицер, но жалеть солдат в бою точно не станет. Русские убивают русских, что может быть лучше для поляка, — горько произнес полковник.

Я не нашелся с быстрым ответом и тронул коня к выстроенной роте.

— Спасибо за службу, чудо богатыри! — Рявкнул я беспринципно сплагиатив Суворова.

Солдаты стащили шапки, поклонились. Я мысленно поморщился. Пора внедрять отдание чести и уставные приветствия.

— Вижу что испачкались, но баня вас ждет в деревне. А от меня вам всем за старание бочонок пива. Опосля парной самое то!

Солдаты засмеялись, а я махнул рукой и один из казачков моего конвоя отстегнул от своего седла и передал ближайшему капралу двухведерный бочонок.

— А скажите ка мне молодцы, легко ли бежать было?

Солдаты переглянулись и один из самых бойких ответил:

— Да чего тут трудного, батюшка государь. Дома так бывало бегали по малолетству. Но токмо босиком, а то лапти в клочья разлететься могли.

— А как вам обувка? Добрая ли. Жалобы есть?

«Добрые башмаки. Спасибо государь» — загудели солдаты, и я преисполнился чувства удовлетворения.

Ведь вопрос обуви выпил у меня крови намного больше чем пуля Нейслера и все шинели с кепками вместе взятые. Пришлось давить авторитетом на мое полковое начальство, привыкшее что солдатам выдается только материал, а тачают обувку они сами в полках.

Конечно при таком способе обувь получается строго по ноге. Но времени на её изготовление тратится очень много и долговечность такой самодельной обуви была крайне сомнительная. Я же заставил казанских сапожников сделать пятнадцать стандартных колодок для ботинок с различием правой и левой ноги.

И опять пришлось спорить с консерваторами. Их аргументом было то, что симметричная обувь равномернее изнашивается. Солдаты якобы меняют ботинки с ноги на ногу и те живут дольше. На это я ответил тридцатью двумя коваными гвоздиками с крупной шляпкой, которые густо набивались на толстую кожаную подошву. Я не сомневаюсь что и железо сотрется. Но во первых не так скоро, и во вторых заменить подбой проще чем подметку чинить.

Ну и вишенкой на торте был стальной вкладыш «геленок», известный еще как супинатор. Этот элемент обуви был изобретен в конце 19 века, и стал её непременным элементом. Он радикально разгружал стопу человека облегчая длительное хождение и сохранял форму обуви, особенно женской на высоком каблуке. Кстати на супинаторы ушла вся сталь от пехотных шпаг. Но в солдатских ботинках от этой стали намного больше пользы, чем на перевязи. Зато теперь я имел обувь опережающую время лет так на сто.

И последним нововведением, связанным с обувью моей армии, были обмотки. Вообще — то «онучи» известны с седой древности. Неизменный спутник лаптей. Но есть нюанс. Онучи наматывались на ступню и голень. А у моих солдат ступню обматывала портянка, а обмотка только голень. Это было стандартом военной обуви в обеих мировых войнах, если конечно не хватало ресурсов на сапоги. Как раз мой случай. Ибо есть у меня ощущение, что в будущем придется обувать полумиллионную армию.

Брызги стекла разлетелись по всей комнате и ярко красное пятно превосходного «Бордо» растеклось по обитой шелком стенке кабинета дома Владимирского городского головы Сомова. Осколки бутылки, и брызги вина обдали, и нагое тело Натальи Ростоцкой в страхе сжавшейся на постели. Еще никогда она не видела такой ярости в своем поработителе.

Орлов метался по алькову, пинал мебель и многочисленные пустые бутылки и несвязно рычал:

— Твари! Ненавижу! Порешу всех!

В одной руке у него была зажата шпага, а в другой депеша от одного из передовых разъездов. В ней со слов группы нижегородских дворян, сумевших бежать после падения Кремля, доносилось: о вступлении Пугачева в Нижний Новгород, о торжественной встречи его нижегородским купечеством, об убийстве Ступишина, сожжении архиепископа Антония и переходе на сторону Пугачева почти всего гарнизона.

Лакей, испуганный не меньше Ростоцкой, робко следовал за барином пытаясь надеть на него камзол. Когда это удалось, лакей получил удар кулаком в лицо, а светлейший князь выметнулся в коридор и потом в гостиную.

На свою беду там выхода вельможи ждал Баташов Иван Радионович. Он привычным манером подмазал секретаря князя, чтобы получить единоличное внимание его хозяина. Увидев стремительно идущего по анфиладе комнат Орлова, Иван склонился в глубоком поклоне и заговорил:

— Счастлив засвидетельствовать свое почтение Ваша Светлость. Я нижегородский купчишка Иван Баташов нижайше прошу…

Договорить Баташов не успел. Мощный пинок ботфорта в живот, уронил его на паркет и сбил дыхание. За первым последовали другие удары, и купцу приходилось скрючиваться и сжиматься, уберегая голову

— Вот тебе, холоп! Вот тебе тварь! Самозванца вам… Я вам дам, Пугачу кланяться. Век у меня помнить будете. Я вас всех дрожать заставлю и кровью харкать!

Наконец Орлову надоело пинать купца и он оставил свою скрюченную жертву. Глядя на удаляющуюся фигуру князя и семенящих за ним слуг, утирая кровь из разбитой губы, Баташов сплюнул, тихонько произнес: