Алексей Вязовский - Две столицы

Доктор помялся и уклончиво ответил:

— Все в руках божьих. Но я жду что упокоится ещё десяток самых тяжелых. А прочие, если будет на то воля всевышнего, через неделю на ноги встанут.

— Что нужно чтобы быстрее поставить их в строй?

— Питание и покой. Иных лекарств против серного духа не придумано.

Орлов, уже уставший буйствовать и ругаться, не спавший почти сутки, кивнул и молча вышел во двор сопровождаемый доктором. Надо было ехать на военный совет и принимать решение о продолжении кампании. А кроме того ему надо было определиться с тем, что именно писать в донесении императрице.

— Слушай меня внимательно, — ухватил Орлов врача за ворот камзола. — Про количество умерших будешь говорить так. Мол умерло от подлости Пугачовской семьсот воинов православных. Понял? И подручным своим поясни також.

Доктор сначала замер осмысливая эту вводную, а потом, сообразив, мелко закивал.

— Все сделаю, как Вы скажете, ваша светлость.

Орлов еще разок зыркнул на врача, и взлетел в седло.

Разгром Семеновского полка преуменьшить уже не выйдет. Он почитай уничтожен вчистую. Но в этом его личной вины нет. Здесь легко можно выставить крайним Кашкина. Все едино он мертв и возразить не сможет. А вот тяжелые потери войск под его личным руководством можно было задрапировать чудовищной подлостью и злодеянием Пугачева. Дескать, в честном бою погибло всего двести человек, что хоть и много, но не слишком. А остальные семьсот — это все следствие гнусности ребеленов. Этак в Петербурге хоть и ужаснутся, но лично в его адрес упрека не будет. Надо только в донесении численность войск пугачевцев на три умножить.

Кроме того, размышлял Орлов, не стоит упоминать в докладе и про две с лишним тысячи раненых что сейчас в Спасском и прочих монастырях отлеживаются. В отличии от надышавшихся серой, больше половины из них встать в строй через две недели не смогут. Можно считать, что в этой кампании он их уже потерял.

Раздраженный фаворит прибыл в дом казненного им муромского воеводы Пестрова. Там за большим овальным столом сидели командиры полков и отдельных батальонов, а вдоль стен их штабисты, ординарцы и прочие порученцы. Под потолком висел табачный дым.

Увлеченные чем то офицеры не сразу заметили Орлова, но поспешно поднялись и приветствовали его поклоном. Он махнул им что бы садились и проворчал не обращаясь ни к кому конкретно:

— Что у вас там такое интересное?

— Вот, ваше сиятельство, извольте взглянуть — худой как жердь командир Ингерманландского полка Отто фон Бок протянул фавориту горсть пуль.

Орлов их разумеется узнал. Пугачевская новина, принесшая им столько беды. Орлов тяжело уселся за стол, потер красные от недосыпа глаза

— Видал я их уже. Что за чертовщина с этими пулями вы выяснили?

Лифляндец поклонился, продолжил:

— Никакой чертовщины, ваша светлость. Загадка столь дальней и точной стрельбы ребеленов, что удивила всех нас недавно, кроется в форме пули и отчасти в чистоте свинца из которого она изготовлена. При выстреле её слегка распирает и оттого газы пороховые лучше используются. В сравнительных стрельбах из обычного мушкета новая пуля показывает вдвое большую убойную дальность и вдвое лучшую кучность на обычной дистанции стрельбы. Но если зазор между стенкой ствола и пулей будет велик, то летит она хуже подобной круглой. Больше ничего необычного я не нашел. Навеска пороха обычная, порох обычный мушкетный.

Орлов покрутил в пальцах инвенцию пугачевцев, спросил:

— Мы можем быстро перевооружить армию на эти пули?

Полковник пожал плечами.

— Почему нет? Закажите пулелейки с учетом нашего обычного разнобоя с калибрами. И все. Но, — он поднял палец, — трудно будет приучить солдат к стрельбе на дальние дистанции. Старые привычки будут мешать. Быстро не получится.

— Хорошо, — кивнул Орлов. — Где то поблизости есть железоделательный завод братьев Баташевых. Вился тут один из них во Владимире.

Орлов оглянулся и приметил у дверей ротмистра из своего лейб — гвардии конного полка. Во времена усмирения чумного бунта он себя показал преотлично и с тех пор вышел в доверенные люди князя.

— Загряжский бери эскадрон, найди завод этих Баташовых. Не давайте им спать, есть и в церкву ходить, но заставь этих купчишек изготовить потребное число пулелеек. Каких и сколько Отто Густавович скажет.

Ротмистр кивнул, принимая распоряжение.

— Теперь давайте думать как будем воевать дальше.

Орлов встал из — за стола, прошелся из конца в конец комнаты и остановился.

— У нас сейчас под рукой гвардейской и линейной пехоты десять с половиной тысяч. Это я посчитал со всеми теми из раненых, кто встанет в строй в течении недели. Орудий суммарно пятьдесят стволов. Конницы две с половиной тысячи. Возможно, успеет подойти ещё сколько то из московского дворянского ополчения и с Воронежа. Так что конницы будет поболее.

Офицеры сидели и кивали соглашаясь с подсчетами командарма. Каждый из них уже этим вопросом задавался. Но самое интересное было, какова сила противника.

— По сведениям от захваченного офицера — поляка, у Пугачева два вида пехоты. Обученная, что идет с ним еще от Оренбурга и Казани и новобранцы, что пришли в его армию только в Нижнем. Обученной пехоты у него восемь полков по тысяче человек в каждом. Необученных крестьян около пяти тысяч. Кавалерии около четырех тысяч, половина инородцы, половина казаки. Пушек шесть десятков.

Орлов помолчал и добавил.

— В новой форме только два полка. Остальные в обычной солдатской форме или в простонародном. На новые пули перевооружены все.

— Еще у Пугачева есть воздушный шар, — напомнил полковник фон Бок.

— С него флажками сигналы передают, — подал голос лейб гвардии Измайловского полка подполковник Михельсон

Офицерское собрание зашумело и Орлову пришлось повысить голос:

— В общем расклад вам ясен, господа. Численного и качественного преимущества у нас нет. В обороне ребелены чрезвычайно сильны, в чем мы имели несчастливую возможность убедиться. Потому я хочу слышать ваши соображения о том, как мы будем проводить кампанию далее.

Несколько часов екатерининские военачальники ломали голову. И наступать без двойного преимущества сочли невозможным, но и надежно сковать силы Пугачева тоже было нечем. Михельсон обмолвился об отступлении к Москве и перегрупперовке, но его зашикали.

Орлов мрачно слушал подчиненных, время от времени утихомиривая особо буйных. Когда речь зашла о том, как заставить Пугачева не оставлять пределов Нижнего Новгорода, он внезапно произнес.

— Я знаю, как его заставить не бросать город. Мы ему и горожанам отправим такое послание, которое они не понять не смогут.