Кирилл Лятс - Гитлерград

– похоже, какой-то подземный ход

– так точно, товарищ майор, – ответил Матвей, – и ведет аккурат к реке. Не может такого быть, чтобы где-то там не было другого выхода.

– так, Петрович, бегом наверх, берешь по два человека с каждого расчета, в руки автоматы, пулеметы, все гранаты, которые найдут под рукой и сюда. Да, и фонари пусть берут.

Через полчаса 120 вооруженных бойцов уже шло по подземному ходу. Пройдя километра три, Дорофеев заметил небольшую лестницу, ведущую вверх. Он подтянулся, залез на самую последнюю ступеньку и выбил щит, закрывающий подземелье.

– давайте сюда, мы у самой реки, – закричал вниз Дорофеев.

Солдаты и офицеры, обвешанные автоматами и пулеметами выпрыгивали из дырки в небольшом холме и тут же распределялись по земле вдоль реки, кто текла за их спиной. Впереди шло сражение. Немцы обстреливали 562 полк, получая взамен шквал огня.

– внимание, полк! – Обломов уже вылез из подземного хода, – в атаку, за Родину! Ураааа!!!!

И 120 красноармейцев, на ходу стреляя из пулеметов бросились на врага.

Но, как только началась атака, немцы выбросили белые флаги и закричали: «Сдаемся! Перемирие!»

– даже не повоевали, – подумал Обломов и сел на пригорок.

За неделю пребывания в Москве, они почти всю ее обошли. Понятно, что почти каждый день проходили какие-то новгородские утренники и вечера: прошли концерты новгородкой самодеятельности в ДК Зуева и ДК Горбунова. Их приглашали выступить перед метростроевцами на Костомаровском, и автозаводчанами на Восточной.

Везде их радушно встречали. Хору подпевали, особенно, когда они начинали петь песни из известных советских фильмов тридцатых годов: «Каким ты был, таким остался», «И в какой стороне я не буду», «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер».

Новгородский фольклор тоже абсолютно ложился на сердце москвичей, многие из которых были деревенских корней.

В ДК Метростроя к Авдотье подошла пожилая женщина и спросила:

– ты не Ефросиньи ли Жуковой дочка? Уж больно похожа

– Да, бабушка, Вы ее знаете?

– Так сестра она моя двоюродная, а ты, стало быть моя племяшка. Я Прасковья Жукова, тетка твоя! Может помнишь? Ты маленькая тогда еще была, за коровой моей бегала.

– Ой, тетя Паша, конечно, помню. А как вы? Где?

– Так в Москве я, на Метрострое работала, теперича уж на пенсии. Но вот на концерт меня пригласили из профкома.

– Так хотелось бы поподробнее поговорить. Может, придете ко мне в гостиницу.

– Не, милая. Это ты ко мне приходи. Мы на станции Лось живем. Там городок метростроевский. Квартира у нас отдельная. Познакомишься с братом своим, с семьей егойной.

– хорошо, тетя Паш, может завтра вечером и заеду.

– ага, ты на электричке езжай, с Ярославского вокзала. Выйдешь на платформе Лось…

– тетя Паш, я на машине приеду. Меня привезут. Вы адрес точный только скажите.

– станция Лось, Станционная улица дом 5, квартира 2

– Хорошо, тетя Паш. Завтра и приеду. Часам к 8 вечера.

– буду ждать, приезжай, милая

В этот момент Авдотью позвали на сцену.

– А сейчас, дорогие товарищи, – говорил ведущий концерта, – слово предоставляется бургомистру, а по-нашему, председателю исполкома, города Новгорода Авдотье Кибиной, поприветствуем, товарищи!

Авдотья вышла на сцену под шквал аплодисментов. Что думала она, простая русская женщина, руководившая большим городом, который когда-то был скандинавским, потом ганзейским, потом русским, а теперь немецким, о тех людях, перед которыми она выступала, о своей тете Паше, которую она случайно нашла через 17 лет после разлуки, о будущем своем и своих друзей?

– Друзья! – начала она свою речь, которой она последние дни заканчивала все концерты Новгородской самодеятельности в Москве, – я рада быть на этой сцене и знакомить вас с современной новгородской культурой, которая впитала традиции как русского, так и немецкого народа. Сегодня наш город объединяет людей разных национальностей и традиций, и мы хотим, чтобы из него в СССР приходило только добро. Мы за дружбу между нашими странами, за общее светлое будущее. Новгородцы очень вас любят и приглашают всех вас в гости в наш город.

– Фашистка! – кто-то громко крикнул с балкона. Зал зашумел. Кто-то возмущался, кто-то свистел, кто-то начал подхватывать это ругательное в Союзе слово.

У Авдотьи перехватило дыхание. Она глотала слезы, но понимала, что обязательно что-то надо сказать, иначе толпа ее просто растерзает, если и не физически, – перед сценой тут же выстроился взвод милиции, – то морально.

– Товарищи! – закричала она отчаянным голосом, – Германия сейчас другая. Гитлер умер, а вместе с ним исчез и тот фашизм, который убивал моих родителей, который гнал мою тетушку, которую я сегодня встретила в Москве, с насиженных мест. Я сама натерпелась горя в той войне.

Но сейчас все по-другому. Мы за мир. И я здесь сегодня, чтобы поддержать наше посольство в его мирных переговорах…

– Немецкая подстилка! – опять закричали из зала

– Убирайся к своему Борману, фашистская шлюха!

Тут уже Авдотья не выдержала и упала в обморок.

Она открыла глаза, и поняла, что лежит на большой кровати, обложенная пуховыми подушками и накрытая таким же одеялом.

– Где я, – подумала Авдотья и предприняла попытку встать на ноги, но слабость не дала ей даже приподняться.

– Милая, тебе надо еще лежать – к ее ложу подошел Клаус, – я принесу тебе что-нибудь покушать.

– Клаус, милый, я сейчас встану. Лучше скажи, что со мной стряслось. Я почти ничего не помню.

– Меня, к сожалению, там не было, на том концерте. Говорят, ты упала в обморок после чьей-то хулиганской выходки. Насколько я знаю, милиция уже разбирается. – Клаус позвонил в колокольчик, – представляешь, тут нет электрических звонков, для вызова прислуги пользуются старыми колокольчиками.

– Это же прекрасно, когда есть что-то доисторическое, древнее и доброе.

– ты права, дорогая

– Кстати, а где мы?

– Мы в моей резиденции в Староконюшенном. Я запретил везти тебя в больницу и тебя привезли сюда. Врач тебя осмотрел, сказал, что это просто эмоциональное. Нужно отдохнуть и поесть что-нибудь сладенькое. Так что тебя ждет шоколад и варенье.

– Ммм, это здорово! Кстати, я вспомнила! Представляешь, я встретила вечер в доме культуры мою тетю. Она эвакуировалась в 41 в Москву из Новгорода. И, знаешь, она позвала к себе в гости. Я решила, что мы поедем вдвоем.

– когда?

– сегодня вечером. Осталось два дня в Москве, потом я уеду в Новгород, кто-то же должен и городом руководить. Поэтому надо успеть сегодня съездить к тетушке, – Авдотья поднялась на подушках, – знаешь, я бы сейчас все-таки слопала яишницу с хлебом, маслом и горячим кофе.