Светлана Тулина - Человечья магия [СИ]

Кофе.

Открываю глаза.

Лия стоит перед скамейкой с самым независимым видом и двумя чашками в руках. Я беру ту, от которой пахнет мёдом, корицей и молоком.

— Спасибо.

— Не за что.

Она садится рядом, по-прежнему гордая и независимая. Смотрит в сторону, пьет свой кофе. Все еще обижается, но старается изо всех сил, чтобы я не заметил — быстро учится, на обиженных возят не только воду, а высмеивать я умею очень зло, спасибо деду. его наука. Тяну сладкое и пряное молоко, принюхиваясь к восхитительному кофейному аромату. Сделать, что ли, еще шаг навстречу? Тем более что не придется кривить душой, обычно у нее никогда не получалось вскипятить молоко правильно, всегда отдавало горелым.

— Очень вкусное молоко. Спасибо. — Вместо того чтобы улыбнуться или выглядеть довольной, она в ответ лишь сильнее мрачнеет, и я тороплюсь продолжить, думая, что был недостаточно убедителен: — Нет, правда, у тебя действительно здорово получилось! Именно так, как я люблю. И корица, и миндаль, и мед… Мед облепиховый, да? Обожаю этот привкус! Я вообще думал, что так мастерски комбинировать вкусы умеет лишь Алек, но у тебя получилось ничуть не хуже.

— Не у меня. — Лия поджимает губы и отворачивается. Голос ее холоден.

Упс. Неудобно получилось. Алека она терпеть не может. Впрочем, хотел бы я посмотреть на того, кто его может терпеть? Вон даже горцы не выдержали и двух недель. Лия еще молодец.

Какое-то время молчим.

Лия пьёт кофе мелкими глоточками, смотрит вдаль. Глаза у нее кажутся золотыми. Она очень красива, особенно на рассвете или закате, когда низкое солнце заливает жидким золотом сад. Жаль, что человек. И еще этот будоражащий запах — тонкий, чуть горчащий, кружащий голову, смешивающийся с острым и не менее притягательным запахом человека. Обожаю аромат свежезаваренного кофе.

Внезапно даже для самого себя протягиваю руку:

— Дай глотнуть!

Она оборачивается, смотрит странно, чуть вздернув бровь:

— Не боишься?

Но кружку протягивает. Фыркаю в ответ, принимая вызов:

— Ха! Я не суеверен!

Но на всякий случай кружку не разворачиваю — и, значит, касаюсь губами ее края не с той стороны, с которой пила она. Да, все знают, что передача магии поцелуя через предмет невозможна, ни единого раза не зафиксировано за всю историю сосуществования наших миров, но… Все когда-нибудь случается впервые. Дед бы сказал, что раз в жизни и палка стреляет. Вот и пусть она стреляет в руках у кого-нибудь другого.

Вдыхаю восхитительный аромат и делаю осторожный глоток. Рот тотчас же наполняется омерзительной горечью, от которой даже язык щиплет. Да и по консистенции это больше похоже на жидкую грязь, чем на напиток. Морщусь, сую кружку обратно Лие, глотаю молоко, пытаясь перебить мерзостное послевкусие.

— Гадость! И как только вы эту дрянь лакаете?

Лия смеется немного искусственно:

— Ну и пей свое молоко! Как маленький.

— Да я старше тебя на тридцать шесть лет!

— Скажи ещё — на шестьдесят три. Ты молокосос!

Пусть обзывается. Зато перестала обижаться, а это главное. Нам с ней еще работать и работать. Кстати, о работе…

— Насколько тебе нравится Ррист?

Какое-то время она молчит. Но не потому, что отвечать не хочет — просто думает. Лия никогда не отвечает, не подумав, очень серьезная и обстоятельная, иногда до занудства. В этом мне тоже с нею очень повезло.

— На семерку. Твердую. Он добрый, только прикидывается…

Семь эмо по десятибалльной шкале Мелвисс-Грина — это хорошо. Это очень хорошо, особенно если сравнивать с троечкой полуторамесячной давности. Значит, продвигаемся в правильном направлении, симпатия растет. Медленно, конечно, но хоть в чем-то прогресс.

— Это хорошо…

Лия смотрит искоса и вдруг спрашивает, словно бы со смешком даже, а у самой аж губы задеревенели в нервной улыбке:

— У тебя с ним… было что-то?

— Нет. Мы просто дружим. С детства.

Улыбка по-прежнему деревянная. И недоверчивая.

— Ты его кусал?

Давлюсь молоком:

— Нет!!!

И как только в голову могла прийти подобная мерзость? Впрочем, люди — они такие… люди.

— А почему? Он симпатичный. А тебе все равно, я же знаю…

— Мне не все равно! Он — оборотень.

— И что?

— И все!

Вот ведь умудрилась достать — даже в неполиткорректную грубость сорвался, чего уже много лет за мной не водилось. Иногда они с Алеком очень похожи, впрочем, было бы удивительно, наверное, случись иначе. Ведь они оба — люди.

— А почему?

— Потому. Это как питаться мертвечиной. Ты же не будешь жрать труп трехнедельной давности? Жарить шашлык из зомби!

Лия хихикает, улыбочка у нее уже не деревянная, но не очень приятная. Опять какую-нибудь гадость сейчас спросит. Она на них горазда. Одно слово — людь.

— А кого ты кусал? Ты вообще кусал кого-нибудь? Я у тебя полгода, но ни разу не видела. Может, ты вообще еще никого, а? Ты веган, да?

Злюсь, но стараюсь говорить медленно и рассудительно, иногда спокойный и уравновешенный тон помогает. Даже с Лией.

— И как ты себе это представляешь? Я притворяюсь человеком. С самого младенчества. Вполне успешно. Моя работа на этом завязана. Моя безопасность. Вся моя жизнь, если на то пошло. И вот так вот взять — и послать все хнеру под хвост ради минутного удовольствия? Конечно же, у меня были… доноры. Но не здесь. И не часто. Я не хочу рисковать.

— Не-е-ет! — хитренький прищур, кривая улыбочка. — Терри, я поняла: ты веган! Терри, ну скажи — ты веган, да? Вампир-вегетарианец — это же нынче так модно!

— Повторяю — я просто не хочу рисковать.

— А я тебе не верю! Меня ведь можно было, и совсем не опасно, я никому бы не рассказала, а ты ни разу! Почему? Брезгуешь? Или все-таки веган?

На этот раз мне есть чем достойно ответить: сама подставилась, никто не заставлял.

— Глянь на свою руку. Левую. У локтя. Ну?

Она молчит и больше уже не улыбается. Не повернув головы, мне толком не рассмотреть ее лица и рук, но поворачивать я не стану, ибо отлично знаю, что она там видит. Синяк. Крупный такой синяк на внутренней стороне локтевого сгиба. И след от укола.

— Когда? — Голос у Лии тусклый.

Пожимаю плечами. Ну вот. Она опять, похоже, недовольна. Хотелось бы только понять — чем на этот раз?

— Вчера утром. Ты очень крепко спала, а мне стало любопытно попробовать.

— А…, а почему дырка только одна?

Ей снова удалось меня удивить.

— А зачем больше? Я что, по-твоему, дикарь?! Из горла чтобы… ну или из руки… гадость какая… Это же негигиенично!

Она вскидывает голову и сужает глаза. Я уже знаю, что это значит — обижена, и настолько серьезно, что уже не старается эту обиду скрыть. Да сколько же можно! Ну вот сейчас-то — ведь это же она сама глупость сморозила, не я! Так с какой стати ей же еще и обижаться? Человек, что б ее!