Сергей Ежов - Пушинка в урагане

— Гм… Это воистину Соломоново решение. Я не вижу больше препятствий к поездке принца. Но право слово, я завидую вам, молодые люди! Найти для себя новое дело, и отдаться ему со всем жаром души! Это возможно только в молодости. Наслаждайтесь ею, мои мальчики!

Император растроганно обнял меня и расцеловал.

Механики с помощью солдат выкатили все четыре самолёта на старт. Сегодня запланированы групповые полёты, о чём народ известили глашатаи с мегафонами, стоящие вдоль ограничительной линии через пятнадцать метров. Мы с Вильгельмом подошли к первому в строю самолёту, и я вручил ему свернутый германский флаг.

— Вильгельм, когда мы сделаем второй круг, по моей команде сбросите германский флаг. Я сброшу русский. В воздухе они развернутся, и величественно опустятся вниз, а там их немедленно поднимут солдаты.

— Эх, жаль, что я не увижу этого внизу!

— Помилуйте, Вильгельм, вам для этого придётся разорваться надвое. Или вы решили не лететь?

— Действительно, Пётр, я не желаю рваться, — засмеялся Вильгельм.

Мы заняли свои места, и я поднял руку, показывая готовность к полёту. Остальные пилоты тоже подняли руки. Все готовы, ждём команды руководителя полёта, коим выступил наш жандарм. Власьев в форме и при орденах, взмахнул своим флагом в жёлто-красную клетку. Пропеллеры закрутились, и по вторичному взмаху клетчатого флага солдаты прекратили удерживать самолёт, а мы, всё ускоряясь, покатились по полю. Трибуны восторженно гудели. Взлетели удачно, почти синхронно. В воздухе мы выстроились в шеренгу, на расстоянии крыла от крыла не более десяти метров, и сделали первый круг. Второй круг сделали, перестроившись журавлиным клином: я с Вильгельмом впереди (ничего личного, просто положение обязывает), Можайский встал справа, а Степанов и Иванов слева. Когда мы после перестроения снова приблизились к полю, я громко скомандовал Вильгельму:

— Сбрасывайте флаг!

И одновременно с ним я сбросил русский флаг, притороченный к фюзеляжу справа от меня. На флагах сверху был укреплён парашют, а снизу грузик, потому они развернулись, и красиво развеваясь, стали опускаться. Народ на поле взвыл так, что было слышно даже здесь, на высоте триста метров, сквозь пыхтение двух паровых машин.

— Как ощущения, Вильгельм?

— Я чувствую себя триумфатором!

Я начал набирать высоту, Можайский и Иванов разошлись в стороны. Непосредственно над полем нарезал круги Степанов.

— А теперь посмотрите на самолёт Степанова!

За самолётом Степанова развернулся транспарант с надписью по-русски и по-немецки: «Приветствуем ЕИВ кайзера Германии и всех немцев!»

Снизу опять донёсся восторженный рёв. Ну, всё, программу откатали, пора на посадку. По утверждённому плану возвращаться мы должны в обратном порядке и поодиночке, чтобы даже теоретически не допустить столкновений. Первым без проблем приземлился Иванов, за ним Степанов, перед самой посадкой отцепивший транспарант, а вот у Можайского, когда он направил самолёт вниз, заклинило правый пропеллер. Самолёт начало разворачивать, но Александр Фёдорович отключил левый винт, выправил самолёт и удачно приземлился. Последними опустились на поле мы с Вильгельмом. Выбравшись из кабин, ещё не отошедшие от волнения, мы выстроились перед ложей императора. Вильгельм I произнёс прочувствованную речь о русско-германской дружбе и о развитии техники, и на нас пролился дождь наград: мне и принцу пожаловали Орден Короны первого класса, Можайскому – третьего класса, а Степанову, Иванову и Власьеву – четвёртого класса. Механикам вручили медали Ордена Короны. Насколько я понял, награды нам достались немалые, что говорило о важности нашего визита в глазах германского монарха.

Вечером был бал, который мне пропустить не пришлось, поскольку именно моё присутствие было строго обязательно. На балу я отметил на нескольких дамах шляпки а-ля пилотский шлем. Такая же шляпка была и на императрице Августе. Я подошел к ней и, поцеловав ручку, сообщил, что, вернувшись, домой я приложу все силы, чтобы создать самолёт, на котором императрица с комфортом освидетельствует свои владения с высоты птичьего полёта.

— Ах, Пётр, в моём возрасте трудно на что-то надеяться, но после полёта моего внука, из которого он вернулся невероятно окрылённым, я готова поверить, что вы устроите такое же приключение и для меня.

— Дайте мне год-два, и я выполню своё обещание, ваше величество!

— Дай Бог мне дожить до его выполнения, Питер. Но я почему-то уверена, что это случится. Но вам, наверное, скучно терять время в обществе немолодой дамы?

— Что вы, ваше величество! Хотите, я исполню для вас несколько новых русских романсов?

— О, это было бы просто замечательно! Пойдёмте в Белую гостиную, там замечательная акустика и недурной рояль.

Императрица поднялась.

— Дорогой, — сказала она, обращаясь к Вильгельму I. — Мы отправляемся музицировать, а вы, когда наскучит здешний шум, присоединяйтесь. Хорошо?

— Непременно, дорогая, — улыбнулся император.

Я предложил императрице руку, и мы отправились. За нами увязалось несколько фрейлин, за ними офицеры, в общем, в Белой гостиной половина стульев оказалась занята. Я уселся за роялем, предварительно удобно устроив императрицу на диванчике.

— Романс на стихи малороссийского поэта Гребёнки. «Очи чёрныя».

И запел полный вариант романса, перемежая куплеты по-русски и по-немецки, благо Пётр мне переводил.

И финальный аккорд. Императрица ударила в ладоши, публика её поддержала.

— Изумительный романс, Пётр. Не порадуете ли нас ещё одним?

— Разумеется. Композитор Петр Булахов, на слова Владимира Чуевского, «Гори, гори моя звезда».

И я снова запел, перемежая русский и немецкий текст. Следующим номером был романс Бориса Фомина и Константина Подревского «Дорогой длинною», а последним – «Подмосковные вечера» Василия Соловьёва-Седого на слова Михаила Матусовского.

— Пётр, напишите мне слова последней песни, и мы вместе её споём. Вы согласны, — попросила императрица.

Я тут же, на обороте открытки, лежавшей на рояле, написал текст по-немецки, и спустя несколько минут мы запели дуэтом.

— Превосходно! Давно я так не развлекалась, — заявила императрица.

— Вот когда я построю обещанный самолёт и привезу его вам в подарок, мы снова с вами споём. Обещайте мне это, ваше величество!

— Ну, разумеется, Пётр! И Вилли нас поддержит своим баритоном, правда дорогой?

Германский кайзер улыбнулся и кивнул.

В Вене мы выступили без приключений, посетили приём, организованный в нашу честь в Венской ратуше, и отправились в Париж. Что-то было неладно в русско-австрийских отношениях: на выступлениях не было ни Франца-Иосифа, ни кого-либо из наследников. Не важно! На полёты явилось около сорока тысяч человек, все сувениры были проданы, а австрияки демонстрировали к нам самую горячую любовь. Ну а мы, в свою очередь, демонстрировали в ответ свою приязнь и восторг. В Вене мы провели лотерею, четырёх победителей которой обещали покатать на самолёте. Билет стоил самую мелкую монетку, но в результате было собрана фантастическая сумма, которую мы торжественно передали в благотворительный фонд, опекающий приюты. Победителей, как и обещали, покатали, и каждому вручили специально отпечатанный сертификат, заверенный нашими офицерами, принцем Вильгельмом и мною лично.