Александр Михайловский - Война за проливы. Операция прикрытия

– Друг мой Тане, – ответил Бесоев, – когда змея меняет шкуру, она все равно остается змеей. Я еще не единожды сменю это парадный мундир на полевой камуфляж и обратно. Ибо этот мундир, ордена, сабля с позолоченной рукоятью и флигель-адъютантские аксельбанты – тоже оружие, да только оно призвано воздействовать не на чужих, а на своих. Чтобы не бронзовели, не наливались спесью, не предавались лени и безделью, а действовали так, будто им уже подпаливают пятки.

– Вы еще о нем многого не знаете, – сказал усмехнувшийся генерал Тошев, – хотя сейчас это не имеет значения.

– Да, действительно, – сухо кивнул Николай Бесоев, – мое прошлое не имеет к нынешним делам почти никакого отношения. А сейчас давайте вернемся к нашим баранам. В общем, начну немного издалека. Все вы знаете, что своим положением в Османской империи недовольны не только болгары, сербы, греки и прочие христиане, но и практически все остальные ее обитатели. Абсолютно довольный всем человек – это султан Абдул-Гамид, который грабит всех в свою пользу. В ситуации, когда офицеры и чиновники по полгода не получают жалования, недовольство этих людей текущим положением вещей становятся вполне естественным. Одним словом, Османская империя беременна революцией. Но только образованная прослойка османского общества видит в этой революции исключительно буржуазно-националистический компонент. Они хотят получить возможность грабить нетурецкое население империи, не оглядываясь на мнение султана и его советников. Примерно так, как это делается в колониях Англии, Франции и других вполне европейских и цивилизованных стран. Друзей у нас среди этой публики нет. Их другом был господин Санданский, и их друзьями являются его последователи. Как только эти люди поднимут мятеж против султана, они обратятся ко всему немусульманскому населению Османской империи с предложением мира, дружбы и всяческих благ. Но это ложь. Едва они немного укрепят свою власть, как начнут одну жестокую резню за другой. Поэтому мы не должны давать им укрепиться, а постараться снести турецкое иго в момент его наибольшей слабости, когда Османская империя окажется разделенной внутри себя. Приказ перейти границу и начать боевые действия поступит тогда, когда размещенная в Македонии армейская группировка выйдет из повиновения властей в Константинополе, но сама еще не установит никакого порядка. Бить врага надобно в момент наибольшего хаоса.

– А с чего вы взяли, – спросил Христо Татарчев, – что попытка турецкой революции случится в ближайшее время? Такие настроения среди турецких образованных людей господствует довольно давно, и до открытых выступлений дело еще ни разу не доходило.

– На этот раз дойдет, и очень скоро, – ответил Николай Бесоев, – эти безмозглые бабуины полны уверенности, что только они способны спасти от краха Оттоманскую империю… Но на самом деле они всего лишь ее могильщики. Наше дело – помочь им в этом благородном занятии, и для этого необходимо действовать точно в соответствии с приказом, который поступит ровно в тот момент, когда турки начнут сходить с ума и убивать друг друга. Надеюсь, вы поняли мои слова? Ждите, и в самом ближайшем будущем вы услышите так давно ожидаемый вами приказ.

12 июня 1908 года. Ораниенбаум. Большой (Меньшиковский) дворец.

Отрывок из дневника Великой княжны Ольги Николаевны.

Кажется, за эти три дня я изменилась. Я все время думала над перспективой, которую мне описала госпожа Антонова, над той миссией, что предстояла мне в будущем в качестве королевы Сербии. Я понимала, что детство закончилось, ушло безвозвратно, и отныне мне следует рассуждать и поступать по-взрослому. Сестрицы почувствовали происходящие во мне перемены. Им казалось, что я важничаю, и иной раз они старались поддеть меня. Но я оставалась невозмутимой и на их шутки только задумчиво улыбалась. По большей части мой разум был занят тем, что пытался вообразить, как это все будет: кадетский корпус, учеба… Кадетский корпус! Это словосочетание меня немного коробило. Ведь я все-таки барышня… Это что же – я буду барышня-кадет? Или барышня-кадетка? Как-то нелепо звучит… Впрочем, допускаю, что это во мне говорят мои предрассудки, ведь самим эти люди из будущего, как я понимаю, смотрят на подобные вещи гораздо проще. Да что там проще – они вообще не делают разграничения между женской и мужской прерогативой. И это, если подумать, просто замечательно. Это как-то вдохновляет, ведь при подобном подходе множество женщин смогли бы реализовать себя в гораздо большей мере, чем это было на протяжении веков… Да, пришло время ломать традиции; только пусть это будет мягко и постепенно – так, чтобы не вызывало протеста у приверженцев патриархата…

А что если в этом «кадетском корпусе» девушек будут всерьез обучать военному делу? Ведь там, насколько я поняла, будут разные «факультеты». Есть ведь такие девицы, которые готовы радостно осваивать сугубо мужское ремесло (вон, взять хотя бы ту же Дурову)… Дав волю своему воображению, я представила себе женщин, которые умеют владеть оружием, обладают силой и ловкостью тренированных мужчин. Мне пришло в голову, что, возможно, госпожа Антонова – одна из таких. Ведь детали ее образа выделяли ее из привычных мне представительниц женского пола: жесткое выражение лица, стальной блеск глаз, осанка опытного военного, манера разговаривать четкими и короткими фразами… Далее моя фантазия нарисовала мне молодых девушек, которые специально будут выбирать себе эту стезю. Наверное, они будут такие же суровые и хладнокровные, а еще они будут обладать до безобразия развитыми мышцами… Ну что ж, если это их выбор – почему бы и нет? Но я бы не хотела стать такой. Я бы хотела остаться нежной и женственной…

Так я рассуждала накануне. А сегодня… сегодня все мои фантазии вместе с умозаключениями были разбиты в пух и прах. И вот как это произошло.

Утром снова приехала госпожа Антонова, причем не одна. С ней были две девицы. Я увидела их в окно, и, по правде говоря, была сильно заинтригована. Что-то было в этих девицах необычное… Но что именно – мне определить не удалось, так что я поспешила вниз, чтобы разгадать эту загадку.

Но когда мы, все четверо, оказались лицом к лицу, и девушки, будучи представлены по именам, поприветствовали меня со всем положенным пиететом (ровно в меру), мне не пришлось долго ломать себе голову, так как госпожа Антонова теперь представила их более подробно.

– Ольга, это телохранительницы вашего жениха, – сказала она, сделав вид, что совершенно не обратила внимания на мое изумление от этих слов, – подпоручики эскорт-гвардии Анна Хвостикова и Феодора Контакузина.

Девицы?! Телохранительницы? Выпускницы того самого кадетского корпуса, где из юных дворянок-сироток делают эдаких стальных пантер? Подпоручики эскорт-гвардии с личной благодарностью моего дяди Михаила, занесенной в персональный формуляр? А ведь такая благодарность, касающаяся дел, не подлежащих огласке, может стоить иного ордена. На вид такие молоденькие и хрупкие, с глазками, уставленными в пол… Да и вообще…