Сергей Савелов - Я в моей голове 4

Продолжение рассказа Кузьмича.

Утром я поднялся, посетил туалет в хлеву и выскочил на улицу. Сделал зарядку на свежем воздухе, размял мышцы, суставы и связки, провел бой с тенью и вернулся в дом, чтобы поплескаться под умывальником. Амбре в доме ощущалось, но не так резко, как вчера. Может я привык, принюхался.

Хозяин уже сидел в штанах и нижней рубахе за столом, поджидая меня.

— Доброе утро! — поприветствовал я его и направился к своей сумке за туалетными принадлежностями, полотенцем и банкой с кофе.

Пока еще оставался любимый напиток я не хотел менять свои привычки. Хозяин терпеливо дожидался меня, пока я закончу с умыванием и заваркой кофе. Как же старику тяжело ощущать собственную беспомощность! — неожиданно я понял. Всю жизнь быть сильным, свободным, уважаемым, а сейчас из — за отказавших ног зависеть от старушки и других людей. Даже не выйти во двор по нужде или за дровами. Я достал из сумки бутылку с водкой.

— Тимофей Кузьмич! Пусть водка останется у вас, не возить же мне ее с собой, все равно не пью, — я вопросительно посмотрел на хозяина.

— Пускай остается, — старик махнул рукой. — Степановна приберет. Она скотину и кур держит пока силы есть. Сельсовет — то нам помогает, но за дрова, копку или покос надо рассчитываться с мужиками. Садись, ешь, она расстаралась, — хозяин откинул полотенце и открыл блюдо с оладьями, вазочку с вареньем и миску со сметаной. Еще на столе стола литровая банка с молоком.

Вот это кстати! — обрадовался я.

— Может вам помочь чем? — поинтересовался я, уплетая оладьи.

— А — а! — отмахнулся он. — Сын приезжает из Киришей, помогает. Дочка к себе зовет жить, да зачем я им безногий. Лучше уж тут со Степановной свой век доживем.

— Это тебе, — Кузьмич кивнул на прямоугольный газетный сверток, лежащий на краю стола.

— Что это? — я поторопился проглотить кусок и закашлялся.

— Петр полтора года назад прислал по почте, — пояснил хозяин. — Я ему не сообщал, что уже несколько лет хожу с трудом и не могу отнесть в его захоронку. Припрятал в доме до времени. Вот ты и появился, забирай.

Полтора года назад, — прикинул я. Значит, Петр Петрович начал заранее готовиться к неблагоприятным событиям, а я — то думал — почему он так легкомысленно относится к собственной безопасности? Он заранее предполагал, что может сам оказаться на нелегальном положении, если не хуже. Что еще за захоронка? — вспомнил оговорку старика.

— Что — то еще есть? — поинтересовался я, взвесив в руке сверток.

— Есть, — кивнул Кузьмич, глядя на меня из — под седых бровей. — Только, если не пойдешь ее разыскивать, зачем тебе знать, что в ней?

Побуровив меня непонятным взглядом, объяснил:

— Мне тебе ее не показать, а самому тебе не найти. Наши леса просторные. Чтобы их обойти не один день нужен. В свое время я их изучил и, как свои карманы знал. Уж слишком много там болот топких, ручьев, озер, речек. Для того, чтобы пройти тропы знать нужно. В войну многие в лесу укрывались, партизаны в том числе, да и после войны всяких хватало. Я — то знаю, где шли бои, можно найти скелеты и всякого — оружия, амуниции. Знаю, где остались минные поля. Знаю даже, где пушка торчит из ручья и утоплен немецкий вездеход. Может и танки есть, но не встречал.

Раньше никому не надо было, подобрали, что сверху валялось. Нынче появились искатели военного барахла. Я тебя поначалу за такого принял. Подкатывали ко мне такие. Пытались подпоить, карту подсовывали, деньги обещали, чтобы показал, где что находится и тропы пометил. Не стал брать грех на душу — показывать и помечать. Зачем? Неопытный человек пойдет по моим меткам и все равно мины не заметит. Пусть уж сами, на свой страх и риск….

— Разве можно через столько лет найти чего — то работоспособное в болотистой сырой местности? — удивился я.

— Конечно, после войны все, что валялось на поверхности, особенно там, где шли бои подобрали власти или местные, но и сейчас всякое можно найти. А этим искателям даже не так оружие интересно, а всякие безделушки, награды, значки, жетоны и прочее. Я — то, натыкаясь на скелет, закапывал или начальству сообщал, а они?

Я вспомнил себя с ребятами, лазящими по старым брошенным домам в поисках древностей, которые можно продать антикварам и почувствовал угрызения совести. Но мы не обшаривали покойников и не вскрывали могил, — тут же оправдал себя, — и нашими вещицами нельзя убить или взорвать.

Между тем, Кузьмич продолжал делиться своими воспоминаниями:

— Я уже говорил, что в период и после войны в лесу укрывались всякие. Вот, как — то на обходе и вышел я на землянку. Не знаю, кто ее построил, жил там или укрывался. Может дезертиры. Таких тоже хватало. Куда они делись, не знаю. Все их хозяйство, котелки там, крупа и даже оружие осталось. Может власти где прихватили или в болоте утопли, не знаю, но землянка оказалась пустой. Находилась она далековато от села, и я ее решил оставить для себя. Даже начальству не доложил, а оружие прикопал.

Петр тогда служил в ЧК или, как там называлось — МГБ? Тут Хрущ к власти пришел и начал разгонять его ведомство, а некоторых стали сажать. Вот так — одних туда, а других оттуда.

Это он о хрущевской амнистии! — догадался я, только не знал, чтобы сажали чекистов в то же время.

— Вот Петр и заехал тогда ко мне. Мы связь — то поддерживали друг с другом после моей демобилизации, переписывались. Он и попросил укрыть кое — что. Вдруг пригодится, если ему придется укрываться на время. Он был убежден, что лысый ненадолго у власти будет. Весь народ со Сталиным войну выиграл, да и потом страну восстанавливал из руин, а этот так его обосрал….

Тогда я и вспомнил про землянку. Подремонтировал ее, укрепил, поднял. Печь переложил. Захоронку выкопал в полу для вещей друга и кое — чего свово припрятал. Нашел пару мин, которые бывшие хозяева поставили от чужих и утопил в речке. Не люблю я с ними связываться, боюсь и не умею.

Порой сам пользовался землянкой, ночевал, а иногда жил там. Всякое в семье случалось. Как у всех. Нет, я на свою Машку не жалуюсь. Нормальная жена оказалась, не слушай Степановну. Это у них с молодости вражда. Наболтаюсь несколько дней по лесу, вернусь — баня готова, ужин и прочая любов. Но бывало, ругались. Все деревни полны вдов, баб голодных. Зазеваешься и готово — в чужой постели просыпаешься, а моей это не нравилось! Кхе — кхе, — старик мечтательно улыбнулся.

— Он потом раз еще приезжал в отпуск, ночевал там, рыбку ловил. Кое — чего в ухоронку добавил, хотя жизнь у него наладилась. Не охотился, стрелять он не любил, в войну настрелялся, да и какая стрельба разведчику? Это считай провал, потери. Разведка тишину любит, — заодно бывший разведчик вспомнил про войну.