Борис Конофальский - Охота [СИ]

«Чёртова генеральша, — про себя ругал он эту бабу, — ещё моется так долго, чего ты там намываешь».

Наконец, она закончила, передала свой мешочек с гигиеническими принадлежностями ему, как ординарцу какому-то, замотала голову полотенцем, закуталась в лёгкий материал спального брезента и пошла к столу. Саблин уже подумал, что отмучился, отнёс её мешочек в дом, когда Панова крикнула:

— Урядник, идите пить кофе.

Кофе. Он его пил всего несколько раз в жизни. Было это в парадной обстановке, в Головном Штабе Казачьих Войск, когда он получал свой Казачий Крест Четвёртой Степени, как его ещё называют «Медный». И Орден Боевого Красного Знамени. Когда он получал Казачий Крест Третьей Степени, так называемый «Бронзовой», всем подавали кофе с коньяком. И ни разу ему не понравилось. Он понять не мог, почему бабы так его любят.

— Спасибо, я позавтракал. — Отвечал он.

Но Панова, она начинала уже его раздражать этим, кажется, никогда не принимала отказа. Ни в чём, даже в этой мелочи, она не готова была отступить.

— Урядник, идите, кофе это не завтрак, это форма коммуникации. Отказываться невежливо.

Он понял, что бабёнка не отстанет. Все на него смотрели, и отказаться было невозможно:

— Вот …, генеральша, — тихо и матерно выругал он её и пошёл к столу.

Негоже казаку бабу материть, разве что свою в сердцах, а чужую жену никак нельзя, но очень уж она его раздражала. Не сдержался.

Сержант собственноручно варил кофе в котелке, разлил, ей в чашку от термоса, ему в солдатскую кружку. Остальное слил в термос. Панова достала два пакетика:

— Сахар.

Один высыпала ему, один себе. Потом достала баночку и, раскрыв ее, высыпала на ладонь две красных капсулы. Протянула ладонь, Саблину предлагая взять одну. Не хотел он брать это, разглядывал капсулы, а женщина произнесла:

— Это витамины.

Аким получал разные витамины с детства, в школе перед уроками давали, и особенно много витаминов давали им медики на фронте. Но таких он не припоминал.

— Это хорошие витамины. — Опять настаивала она, не убирая ладони. — Выпейте.

Саблин взял капсулу, положил в рот, достал бутылку из кармана пыльника, запил, а Панова вдруг взяла из его руки его бутылку и тоже запила свою капсулу. Все солдаты это видели. Саблин опешил, замер. Он понять не мог, что творит эта городская. Зачем она делает это. Конечно, жена могла выпить из посуды мужа, и муж из посуды жены. Даже и в гостях, жена могла дать мужу кусок на своей вилке, на весёлой, да пьяной свадьбе, чего не бывает. Но вот так, на людях, взять у него бутылку и выпить из неё… А она как ни в чём не бывало вернула ему его бутылку, и с улыбкой предвкушения удовольствия потянулась к кофе. Саблин тоже взял свою кружку, но чувствовал он себя очень неловко. Слава Богу, один из солдат спросил у него:

— Урядник, говорят, то животное, что ты убил, прикрывала группа переделанных?

— Ну, да… Прикрывала… — Отвечал Аким, тиская кружку с кофе, но и так не отпивая из неё.

— И сколько их было? — Спросил другой солдат.

— Сколько всего было, не знаю, я пятерых угомонил.

— Пятерых? Один? А «солдаты» среди них были? — Спрашивал первый. Кажется, они ему не очень верили.

— Были, два. Но у меня было немного времени подготовиться.

— И как же ты подготовился? Окоп вырыл? Или поддержку заказал? — Говорил первый с заметной иронией. Точно: солдаты ему не верили.

— Я из пластунов, — отвечал Саблин, не сильно на них обижаясь, — и первое, что я сделал, так это заминировал берег. Там всего два удобных выхода было. А второе… Ты прав: я выкопал окоп, и расставил «вешки» на движение. Первого «солдата» убил из «оптики», двенадцать миллиметров в грудь, чтобы позвоночник перебить. Ему хватило. Второй на фугас из лодки выпрыгнул, его вообще в клочья разметало. Нюхача из дробовика, кажется, убил, офицер в воду полез, я его там грантами достал, а потом из дробовика добивал. С бегуном долго возился. Он, сволочь, в рогозе засел, оттуда и стрелял. Пока сам не вылез, я его достать не мог. Как он вылез, я его убил. Больше всего с жабой намучался. Патронов на неё извёл кучу, а достать смог только вибротесаком.

Саблин замолчал. Его рассказ звучал так просто. Ничего сложного.

Этого — так, того — этак. В общем, всё было легко, герой, да и только.

Солдаты, да и Панова, слушали внимательно, и сержант Мальков произнёс:

— Покажешь то место?

— Покажу. — Согласился Саблин и отхлебнул кофе.

А кофе с сахаром был совсем не так плох, как ему казалось раньше.

— А сколько нам ехать до того места? — Спросила она, тоже отпивая кофе.

— Три часа.

— Ну, тогда, — она встала, — пойду одеваться, сержант, я позавтракаю в лодке, собирайтесь.

Дед Сергей так и не встал. Он храпел у себя в доме, после бессонной ночи, которую он провёл в разговорах с городской дамочкой. Саблин поставил ему на стол литровую бутылку водки, вышел, и крепко закрыл за собой дверь. Панова оделась, и вскоре они уже садились в лодки.

Сначала Саблин отвез их на то место, где и началась беда. На край большого омута, где обезумевший его однополчанин стал стрелять в спутников. Там сержант достал из коробки великолепный высотный дрон, с мощными камерами. Таких коптеров даже в полковой разведке Второго Пластунского полка не было. Не то, что в сотнях или взводах. Он закинул его в небо, стал осматривать окрестности. А Панова, вооружившись планшетом, долго и тщательно выспрашивала у Акима, как всё было, откуда плыли, как стояли, и как он себя чувствовал. Саблин с трудом вспоминал своё состояние, но отвечал, как мог на эти вопросы, а она всё тщательно записывала, смотрела на монитор коптера и что-то вычерчивала в планшете. И когда Аким уже окончательно устал, а солдаты почти засыпали в лодках, Панова, разглядывая картину в планшете, сказала недовольно, больше самой себе, чем ему:

— Нет. У меня нет чёткого понимания, я не могу по вашим словам понять, как распространяются волны. Могу с некоторой вероятностью обозначить приблизительный диапазон действия этого существа.

— И сколько у вас вышло? — Скорее из вежливости поинтересовался Саблин.

— Предварительные данные: Усталость, депрессия — шестьсот-восемьсот метров. — Она морщила нос. Сомневалась в цифрах. Подняла голову, указала пальцем на большой пучок тростника. — Там суша до дождей была?

— Да, кажется. — Отвечал Аким.

— Тогда оно могло прятаться и там, значит и вовсе пятьсот метров. Может даже меньше. Может четыреста. Дальше. Раздражение, агрессия — триста, или, скорее всего, двести метров. А дальше… — Панова подняла на него глаза. — А вы и в правду хотели застрелиться?

— Не помню точно, похоже на то. — Нехотя сказал Аким.

— Значит, боль в глазах и пульсирующая боль в затылке, боли провоцирующие стремление к суициду. Это, — она опять отрывалась от планшета, — это лучше мы на месте посчитаем. Ребята, просыпайтесь, — сказала она солдатам и добавила уже Саблину, — поедем к тому месту, где вы убили существо.