Евгений Токтаев - Скованный Прометей

Солнце клонилось к закату, разбрызгивая по ещё тёплым багровеющим волнам свои бесчисленные отражения. Море не спешило засыпать и дышало жизнью. Глубоко в толще подвижного и прозрачного синего стекла виднелись тёмные спинки тунцов, мелькали стремительные тела дельфинов-белобочек. Вечные спутники кораблей состязались с ними в скорости и неизменно одолевали.

Вечерний бриз нёс разогретому солнечными лучами побережью освежающую прохладу. Он понемногу слабел, но ночным ещё не сменился, и покамест оставался попутным для двух кораблей, что приближались к устью канала Фаласарны. Гемиолия и купец-стронгилон.

От того, что Фаласарна — пиратское гнездо, купцов в её окрестностях меньше не становилось. А пираты… А что, пираты? Плати навлон и плыви себе на все четыре ветра. Ничего с тобой не будет, если, конечно, не нарвёшься на какого-нибудь Безумного Зоила, которому на договоры и понятия плевать. Но тот чаще в Коринфском заливе ошивается.

Так что "круглые" стронгилоны, парусно-вёсельные акаты и керкуры в здешних водах — обычное дело. А уж на одинокую гемиолию дозорные и вовсе взглянули бы вполглаза и давай себе дальше в кости играть от скуки. Но эта шла в компании стронгилона столь крупного, каких в Фаласарну давно не заходило. Осадка у него большая, а канал мелкий, зерновозу в лагуну не зайти, они в во внешней гавани останавливаются.

— Смотри-ка, — дозорный, первый заметивший гостей, тронул своего напарника за локоть, — интересно, кто это?

Его товарищ нахмурился, пристально всматриваясь, почесал бороду и с некоторым сомнением заявил:

— Вроде Крохобор.

— С чего ты взял?

— Точно он, зуб даю. Ты мои глаза знаешь.

— Ишь ты, — удивился второй, — давненько не бывал. Предупредить Законника, что ли?

— Да надо бы. Видать удача Крохобору, наконец, привалила. Смотри какой жирный кусок тащит.

Стронгилон в канал, конечно, не пошёл. Матросы свернули парус и бросили якорь возле входа. Гемиолия легко проникла внутрь. Гребцы оборвали песню-эйресию, втянули вёсла в чрево. Только траниты на палубе, возле кормы, продолжали их осторожно ворочать, подводя корабль к пирсу.

Вдоль бортов протянуты толстые канаты, предохранявшие корпус от повреждений, неизбежных при жёстком соприкосновении с каменным пирсом. Полностью погасить удар они не могли, да в том и не было нужды: разве может он свалить с ног моряка, который и не к такому привычен?

Несколько матросов проворно спрыгнули на пристань, товарищи бросили им причальные концы, которые немедленно были укреплены на вмурованных в камень, отполированных канатами бронзовых тумбах-тонсиллах [56] Тонсиллы — брёвна или тумбы, закреплённые на причале, к которым привязывали канатами судно при швартовке. Предшественники современных кнехтов. .

На пирс опустили сходни и по ним на берег сошли три человека.

Тот, что шёл первым, был одет довольно богато, но привычно. Хитон с вышитым меандром по краю, на плечах хламида, из-под которой выглядывала перевязь с мечом в ножнах с серебряными накладками. На голове широкополая войлочная шляпа.

А вот спутники его… Никто из обитателей пиратского гнезда никогда прежде не встречал такого дива.

Один, рыжебородый, одет в какое-то пёстрое… и слова-то не подобрать. Короче, нечто распашное, до колен, с рукавами. Ноги будто голые и сажей измазаны, а на самом деле туго обтянуты чёрной тканью. Ни фракийцы, ни скифы, ни персы, что штаны носят, так не одеваются. Рыжебородый был невысок и довольно широк в плечах, отчего выглядел квадратным. На груди его красовалась тяжёлая золотая цепь. На голове шапка или шляпа… Более всего она походила на македонский шерстяной берет-каусию.

Третий одет совсем иначе. Длиннорукавная рубаха до колен, Широкие штаны. На голове платок, перехваченный витым красно-чёрным шнуром. Вся одежда белая. В этом варваре можно было угадать либийца или финикийца.

— "Пурпурные", вроде, — предположил кто-то среди собравшихся зевак.

— И рыжий?

— Да кто их, варваров, разберёт…

Прибывших вышло встречать человек двадцать головорезов во главе с двумя весьма колоритными мужами. Один лысый, от левого уха через всю щеку до уголка рта тянется глубокий шрам. Да и от уха только половина осталась. Другой совсем не уродлив и даже красив. Черты лица тонкие, аристократические. Но чёрен, как головёшка.

Предводитель пришельцев знал обоих, как и они его.

— Радуйся, Этеокл, — вскинул он руку в приветствии и широко улыбнулся.

— И ты ратуйся, Кимон, — сдержанно, с нотками подозрительности в голосе ответил лысый.

Говор его звучал для эллина необычно, поскольку Этеокл эллином и не был. Происходил он из "настоящих критян", что ещё жили на востоке острова, в горах. Имя лысого на его родном языке звучало, как Этевокрей, но среди алифоров он прозывался Этеоклом Плешивым, а иногда ещё Расписным. Последнее прозвище получил конечно же за шрам.

Чёрный промолчал. Он стоял с непроницаемым лицом чуть позади Этевокрея. Скрестил руки на груди, поза обманчиво расслабленная. Всем своим видом он напоминал телохранителя, но кто такое предполагал, оказывался прав лишь отчасти. Уроженец знойного Куша, прозванный эллинами за могучее телосложение Аяксом, и верно некогда охранял персону нынешнего эпонима Фаласарны, но это было давно, а теперь загорелый [57] Эфиоп (греч.) — загорелый. на всём западном побережье Крита был известен, как Аякс Лименит. Прозвание это намекало, на то, что кушит не только важный человек, но и весьма могуч телесно, причём во всех смыслах [58] Лименит, "Хранитель порта" — эпитет Приапа, бога плодородия, который изображался с чрезмерно развитым половым членом в состоянии вечной эрекции. .

— Радуйся, Аякс, — поприветствовал и его Кимон Крохобор.

Чёрный сдержанно кивнул, а Кимон и Этевокрей сцепили предплечья.

— Тафненько не фитерись, — сказал Плешивый и кивнул в сторону моря, — тфоя топыча? Покато нафарирся?

— Богато, — усмехнулся Кимон и спросил, — кто из Братства сейчас в Фаласарне?

— Кроме нас с Аяксом торько Саконник. Тепе он нушен?

— Только Ойней? И всё?

То, как Кимон произнёс имя архонта Фаласарны, "Ойней" вместо "Эней", выдавало в нём уроженца Этолии. Некоторые его по отчине и звали — Кимон-калидонец. Но чаще Крохобор, ибо Кимон пиратом был из захудалых, хватался за всякую мелочь, мог даже рыбаков ограбить. Оттого приведённый им немалых размеров "кругляк" и вызывал такое изумление.

— Златоуст ещё, — нарушил молчание Аякс.

Этевокрей поморщился.

— Да, этот хрен ещё здесь.

— А Красный?