Сергей Тымнэтыкай - Московский автономный округ. Город Менск

— Чего ты с ним так сурово? — спросила Вынтэнэ. — Вы же одноклассники!

— Скользкий тип, — бросила Тарэся .

У неё пропало настроение говорить о путешествиях.

— Смотри, что я нашла! — обрадовалась Вынтэнэ, — Иди, посмотри!

Уладзь склонился над портативным компьютером.

— Старые чукотские песни в сети! — объясняла Вынтэнэ. — Практически всё наше ретро — шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых. А ещё — патриотические песни про войну с чанкайшизмом!

— Китайско-чукотская война сороковых годов? — уточнил Уладзь .

— У нас она называется Великой Народной! Ведь чанкайшисты подошли к самому Анадырю! Но великий чукотский народ…

— Я знаю историю, — вздохнул литвин.

— Все народы Чукотки встали плечом к плечу с чукчами! — продолжала Вынтэнэ. — Это была священная война и великая Победа! Мы помним, мы гордимся!

Она и сама удивилась своей пылкости. Никогда ведь не была пламенной патриоткой. Ветеранов, конечно, уважала, и День Победы считала священным…

— Так что там из чукотского ретро? — устало спросил Уладзь .

— Да чего только нет! И ансамбль «Эргырон», и молодой Хальхаегин, и группа «Изумруды». А вот это тебе должно понравиться.

Вынтэнэ нажала кнопку и началась загрузка видео. Ролик был старый, ещё чёрно-белый. По густому подмосковному лесу ехала телега, запряжённая настоящей лошадью. На телеге сидел человек типичной московитской внешности, в лаптях, портках, косоворотке и картузе. Он широко улыбался и залихватски пел. Песня была на чукотском. Сначала говорилось про красу московского леса, где ходят экзотические рыжие лисы. Потом певец взялся объяснять, что его лошадь — лучшее средство транспорта: «пароход — хорошо, самолёт — хорошо, вездеход — хорошо, а кобылка лучше!» Пел он красиво, и голос был хороший. Но восхвалял свою кобылку с таким наивным пафосом, что Вынтэнэ расхохоталась.

— Правда, весело?! — обернулась она к Уладзю, когда песня закончилась.

— Ничего хорошего, — резко ответил тот.

— Это же Кэнири Иванушка! — не поняла Вынтэнэ. — Из малых народностей!

— Он строит из себя дурачка, — глухо сказал литвин. У него вдруг прорезался сильный акцент. — А чукчи думают — все европейцы такие.

— Какие «такие»?!

— Примитивные, на кобылках ездят, и всегда улыбаются: «Мы лючи друзья старший чукотский брат! Один палка два струна — я хозяин вся страна»!

— Ты о чём?

— Твой Кэнири Иванушка популяризирует образ «доброго недалёкого туземца». И льёт воду на мельницу чукотского великодержавного шовинизма.

— Сам ты шовинист! — рассердилась Вынтэнэ. — Иванушка поёт про свой край, про свои народные обычаи! Да, московиты, пока их не открыли чукчи, ездили на лошадях. И сейчас ещё иногда ездят. Это их народный промысел. Что, Иванушка не имеет права быть собой?!

— Быть собой… — тихо повторил Уладзь . — А знаешь, почему он «Кэнири Иванушка»?

— Потому что мама его так назвала! — бросила Вынтэнэ.

— Мама назвала его «Иванушкой», — вздохнул Уладзь . — А потом чукчи забрали его в интернат. И там ему дали чукотское имя «Кэнири». А настоящее имя «Иванушка» записали как фамилию. И так они делали со всеми московскими детьми. И с волжскими народами — то же самое. Всех их сделали «Ринтувги» и «Нутэнэут»!

— Да их в интернатах грамоте научили! — перебила Вынтэнэ. — …И чукотскому языку тоже! Пусть спасибо скажут! Это язык Рытхэу и Кымытваль! А у туземцев что? Песня про кобылку?!

— Песня про кобылку — как раз на чукотском, для чукчей. А ты не задумывалась, почему твой Иванушка поёт не на московским языке?

— А кто бы его понял?! Их язык даже самим московитам не нужен!

— Ты же знаешь, что московский язык убивают.

— Да кто его убивает?! — крикнула Вынтэнэ. — Никто не запрещает московитам говорить на московском — сами не хотят! И никто их не притесняет! Ну разрушили мы их цивилизацию — допустим. Но ведь это было 350 лет назад! За это время можно было уже и развиться. Так нет же — кобылки, избушки… Чукчи строят для них яранги, прокладывают дороги, учат дикарей читать и писать! Знаешь, сколько это стоит государству?! Миллионы, если не миллиарды!

— Интересно, как бы ты запела, если бы в 1641 московиты победили чукчей, а не наоборот? И сейчас бы приводили те же аргументы.

— Тебе бы сказки писать, — фыркнула Вынтэнэ. — Фантазия так и зашкаливает! Не могли московиты победить чукчей. Чукчи были сильнее, организованнее, умнее. Ну включи, наконец, логику: разве какая-нибудь кобылка могла перегнать боевую собачью упряжку? Да дикари просто увязали в снегу!

Она нервно нажала на кнопку. «Увезу тебя я в поле, увезу тебя одну!» — донеслось из колонок.

— Не называй их дикарями, — резко сказал Уладзь .

— Как хочу, так и называю, — огрызнулась Вынтэнэ. — А ты мне не указывай! Я — дочь великого народа! И мои предки не жили в «избушках» и « хатках », они не пасли коров…

— Хватит! — Уладзь ударил кулаком по столу — компьютер аж подпрыгнул.

— Туземец! — кинула чукчанка и выбежала из квартиры, хлопнув дверью.

Тяжело дыша, Уладзь смотрел прямо перед собой. А из колонок всё ещё лился голос Кэнири Иванушки:

Вынтэнэ шла по ночному Менску. Одна, в чужом городе, на чужой земле. «Я тоже человек! — думала она. — Пусть литвины не думают, что они лучше! Почему мы, чукчи, должны извиняться? Мы что, хуже других? Не надо мне этой толерантности! Вот захочу — и буду рассказывать анекдоты про московитов. И смеяться над ними! Я цивилизованная женщина, а эти круглоглазые…»

Дальше мысли не складывались. Ночь стояла волшебная. Полная луна плыла над столицей. А воздух — чистый-чистый. Пахло опавшей листвой. Тёплая южная осень…

Она не знала, куда идёт. Не знала, зачем. Но возвращаться не могла и не хотела. Дойдя до Нямігі , оперлась на парапет набережной и долго смотрела на отражение фонарей.

— Добрый вечер, Вынтэнэ, — голос был мягкий, едва знакомый.

Женщина повернула голову. Рядом стоял Зьдзіслаў Авечка. Он тоже смотрел на реку.

— Правда, красиво? — литвин говорил с акцентом, но, в общем, правильно.

— Я не знала, что вы так хорошо говорите по-чукотски, — похвалила она.

— Плохо говорю по-вашему, — поскромничал тот. — А жаль… Великий язык, великий народ. Нам у вас следовало бы поучиться.

— Чему учиться? — улыбнулась Вынтэнэ.

— Порядку, — пояснил Зьдзіслаў . — И духовности.

— Ну, духовность — понятие относительное…

Вынтэнэ смотрела на его высокую фигуру. Светлый плащ, элегантная широкополая шляпа. Жаль, что в темноте не видно красивых зелёных глаз, а шляпа скрывает густые каштановые волосы.