Василий Панфилов - Детство 2

— Успеют, — страдальчески перекосив физиономию, сказал дружок, — дадут ещё жару!

— Хоть не сразу!

— Так себе утешение! — Санька преисполнен скепсиса и невысыпания.

— Другово нет!

Заночевали мы вместе, на моей постели – благо, маленькие ещё, помещаемся. Хотя уже так себе, тесновато. Ну да всё не вповалку на нарах!

Встали, оделись, умыли морды лица. Саньке такое в диковинку – эко, водопровод! Клозет! Такое себе умывание получилось – экскурсия с лекцией.

— Владимир Алексеевич ранёхонько севодня ушли, — певуче доложила горнишная, накрывая на стол, — сказали, што в редакцию по вашим делам! Мария Ивановна незадолго до того, как вы встали, ушла, скоро должна прийти. А вот Наденька дома, приболела.

— Доброе утро, — вяло поздоровалась вылезшая из спальни Надя, — жар у меня!

— Переволновалась вчера за вас, — сдала её горнишная, на што хозяйская дочка почему-то надулась.

— Да мы и сами за себе переволновались, — примирительно отозвался я, пиная Саньку под столом.

— А? Ага! Переволновались, — закивал Чиж, — событие-то какое! Эвона, да ещё и в один день! Вечер даже.

— А… — в Наде заборолось любопытство с гордыней.

— Как? — закончил за неё.

Девочка словно нехотя кивнула, но глаза-то горят!

— Ну… — собрался с мыслями – так, штоб лишнего не сболтнуть. Ни к чему ей знать про едкие комментарии собственного папаши касательно купчин. По секрету потом в гимназии, а оттуда и на весь город! И обида потом у их степенств на Владимира Алексеевича. А с Иванами и вовсе!

— Интересно… да, интересно было! — повторил я, начав рассказывать про купчин, о судействе, да о реакции на наше выступление – с бородами во ртах от смеха, но без персон. Песню повторять не стали – слыхала уже вчера, на капустнике.

— …с хитрованцами-то? — жму плечами. — Да так же, как и с купчинами.

— Кхм, — Санька уставился на меня, буровя взглядом.

— Ну, — поправляюсь, — для меня! Знакомые такие физиономии и обстановка, ну и так! Разве только слова матерные от восторга чаще вылетали. А так вполне себе.

Снова жму плечами.

— Да и папенька твой, такой себе… вполне себе на равных среди иванов, — вижу выразительные глаза девочки и понимаю, што несколько тово – перестарался с похвалами ейному папеньке. — Ну то есть не совсем прямо на равных, а будто в сторонке, но вполне себе!

— Сам запутался, и нас запутал, — проворчал Санька, отодвигая тарелку. — Уважительно к нему, вот што! Не как к подельнику, кровью проверенному, а как к человеку из совсем другого… другой…

— Стаи, — подсказал я, скалясь во все двадцать восемь.

— Пусть стаи, — хмыкнул Чиж, но всё-таки запнулся, подбирая слова.

— Вроде как на Кавказе! — подхватил я. — Немирные горцы и русские офицеры вместе сидят. Перемирие по какому-то случаю.

— Много чести, горцев с разбойниками ставить, — заворчала Надя.

— Много… да не сбивай меня! Я тебе хоть какую-то анало… — Санька прыснул безграмотно, на что я наградил его уничижительным взглядом, — аналогию предлагаю. В общем, любви меж ними нет, но уважение такое себе присутствует, пусть даже и не во всём. Такой себе чужинец среди этих волчар, но при таком авторитете, што половина Иванов позавидует.

Я для чего разливаюсь-то? Не только и даже не столько для Нади, хотя и не без тово. Уважает девочка отца, ну и пусть себе – есть за што. Вполне себе хороший человек, так почему бы и не да?

Чуть не в первую голову для горнишной рассказываю. Она такая себе сплетница записная, чуть не первеющая на Москве, што дядя Гиляй её иногда «коллегой» называет, да и не так штобы шутя! Один только недостаток – сплетни от Татьяны во все стороны летят. Насквозь.

Не со зла, а просто язык длинный, при полной бабьей бестолковости по части молчания. С большой оглядкой при ней разговаривать нужно, но зато и эту… дезинформацию удобно в уши чужие вдувать. При репортёрской профессии опекуна очень полезно выходит!

Владимир Алексеевич сам хоть и говорун такой весь, а где надо, так и молчок, притом железный! Рядышком вокруг да около обскажет, и вроде как и да, но только потом понимаешь, што ничего и не сказал.

Я бы такую бабу языкатую не терпел, а ему вишь – удобно! По репортёрской надобности. Придёт она с рынка поутру, так все новости городские расскажет. И обратно через неё… што- то там.

Плохо понимаю пока, но дядя Гиляй обещал подробней рассказать за дезинформацию, агентурную работу и работу со слухами. Да не просто сбором и этой… фильтрацией, но и с формированием оных. Интересно! На Хитровке вроде и было такое, но как-то очень уж по- простому, без науки.

Обедать Владимир Алексеевич пришёл домой, а не как обычно. Дово-ольный! Жмурится котом, навернувшим полную крынку сметаны, да не попавшим за то под веник.

— Контакты, — урчит по-котячьи, наворачивая уху. Оно не вполне по манерам, но сейчас не до них, — репортажи… серия!

— Удачно? — поинтересовалась Мария Ивановна, еле заметной мимикой подзывая горнишную за поухаживать с добавкой супругу.

— Более чем! Более чем! — отозвался опекун с видом человека, достигшего почти самого полного счастья. Затем пошёл такой себе разговор промеж супругов, когда вроде и не таятся, но сторонним ни хренинушки непонятно. Шифровка такая – не специальная, супружеская – из междометий, закатываний глаз и мимики. Одно-два слова, шифровка, и снова – взглядами обмениваются многозначительными. Для них.

Потому чай мы с Санькой пили с пирогом, мармеладом и скукой. Надя впополаме – вроде и понимает чутка, но по лицу видно, што такое чутка, без которого лучше бы и обойтись! Всё равно шифр.

— Надо немножечко поговорить, — придержал я засобиравшегося было дядю Гиляя, — недолго!

Хмыкнув, тот сбросил с плеч бекешу обратно на руки горнишной, и я показал на свою комнату.

— По деньгам, — начал я. — Купеческие с Санькой впополаме…

— Эко? — удивился тот, раззявив рот. — Мне-то за што? Всё твоё – песенка ета, музычка, выступление. Я – так!

— Обучение. И не спорь! Ближе тебя у меня никого нет! Родственник и друг первеющий! Может, выучишься на художника, да моих детей потом на свои деньги уже учить будешь. Мало ли как повернётся!

— Если только в таком виде, — нехотя согласился Чиж, — а не много? Может, четверть?

— В самый раз! На учёбу и немного на жизнь! Владимир Алексеевич на два счёта деньги поделил – одну часть на мой, другую на так. Документы тебе выправим, и твой станет.

— А вот по иванским, — голос у меня сорвался было. — По деньгам иванов… я свою половину на больницу хочу отдать. Ту, в которой меня после Ходынки выхаживали. Оно как бы… не те деньги. Не впрок.

— Я… я тоже! — решительно подхватил Санька, и вижу – ажно облегчение в глазах! Видно, давят деньги-то. А так отдал – пусть и часть, но на благое дело, так оно и легче на душе.