Сергей Синякин - Игры арийцев, или Группенфюрер Луи XVI

— Где деньги, группенфюрер? — поднял голову Ганс Мерер. — Это… все?

— Это совсем ничего, — сказал фон Таудлиц. — Посмотри внимательнее, камрад, деньги фальшивые! Все, все было вложено в королевство…

— Сволочь! — прошипел Ганс Шефферт. — Все это время ты просто дурил нас?

Король опять засмеялся.

Заговорщики окружили его, с ненавистью разглядывая своего благодетеля, деньгами которого они мечтали завладеть. Начиная переворот, они твердо решили убить фон Таудлица, чтобы не допустить расплаты, ведь властность и жестокость группенфюрера были им прекрасно известны, никто бы и ни за что не решился оставить короля в живых. Но теперь их снедала ненависть. Они соблазнились несуществующими сокровищами, поэтому их решимость избавиться от короля возрастала с каждой минутой, она кипела в каждом из заговорщиков и, наконец, выплеснулась криками злобы и ненависти.

— Грязный пес! — Ганс Мерер пнул короля ногой. — Грязный пес, ты обманывал нас!

Некоторое время заговорщики били своего короля. По небритому лицу фон Таудлица текла кровь и, как это обычно бывает, лишь усиливала звериные чувства, без того переполняющие заговорщиков.

— Баварская свинья! — носок сапога попал в подбородок короля.

Некоторое время его яростно били, рыча грязные ругательства. Шелуха мнимой цивилизованности оставила заговорщиков, придворные исчезли, уступив место яростной своре концлагерных поваров и гестаповских шоферов, заплечных дел мастерам, для которых чужая человеческая жизнь была не дороже свиной крови, пролитой на сельской бойне.

— Грязный вонючий член! — тонко вопил Ганс Мерер.

— Членосос! — ревел маркиз Д'Аршиньяк.

— Еврейская обрезь! — неистовствовал Ганс Шернгросс.

Этими криками они подбадривали себя, взвинчивая злобу в душах и поднимая ненависть к бывшему повелителю до немыслимых высот.

Ганс Мерер выхватил из глубин сутаны шнурок от тяжелого ботинка немецкого армейского сапога, умело и привычно накинул удавку на жилистую шею короля. За шнурок сразу же ухватилось несколько нетерпеливых рук, рванули концы шнура в разные стороны, и тело фон Таудлица забилось в конвульсиях на истоптанном и впитавшем человеческую кровь ковре. Глаза короля вылезли из орбит, из приоткрытого рта высунулся прикушенный язык. Кровь окрасила губы короля в красный цвет.

— Кончено! — прохрипел Мерер. — Сдохни, собака! Сдохни, поганый пес!

Наступила тишина.

Убийцы медленно успокаивались, переглядываясь друг с другом. С пола поднимались и занимали свои места на головах сброшенные вгорячах парики, исчезали волчьи взгляды, становились спокойными лица, выравнивалось дыхание. Эсэсовские и гестаповские замашки опять уходили в прошлое, которое выглянуло на минуту, оскалилось на короля, и вдруг обнаружило, что пока ему еще нечего делать в мире.

— Итак, господа, — сказал, возвращаясь в настоящее, кардинал Сутерне, — дело сделано! Тиран мертв!

— Мы сделали это, — подтвердил маркиз дю Папа, нервно вытирая руки о шелковые простыни постели короля. — Но что дальше? Он обманул нас!

— Пока мы еще ничего не проиграли, — тонко усмехнулся кардинал Ришелье. — Слава Богу, тиран умер, но королевство живо!

Подойдя к покойнику, он прикрыл его глаза веками, однако те упрямо вздернулись. Король укоризненно смотрел на своих убийц. Присутствующим было не по себе. Теперь они понимали, что смерть короля Луи ничего, ровным счетом ничего не решала. Все заключалось в существовании королевства. Оно, и только оно, было способно спасти их всех от жестоких превратностей жизни. Игру предстояло продолжить. Фон Таудлиц связал их по рукам и ногам, деньги оказались фальшивыми, всем участникам заговора было не с чем, а главное, незачем убегать. Оставалось лишь продолжить однажды начатую игру.

— Позвольте, маркиз, — сказал кардинал Ришелье, и маркиз де Кюсти пропустил его в центр собравшихся.

— Что ж, — сказал кардинал. — Как говорится, король умер, и да здравствует король!

— Да здравствует король Ришелье! — с облегчением воскликнул де Монбарон.

Кардинал Ришелье покачал головой.

— Нет, нет, господа, — сказал он. — Святость моего положения не позволяет мне занять этот пост.

— Так давайте выберем его! — басовито предложил де Солиньяк. — Думаю, среди нас есть немало достойных кандидатур.

— Слава Богу, у нас есть наследник, — не согласился кардинал.

— Я лучше буду вечно жариться в аду, нежели подчинюсь какому-то сопляку, — не согласился маркиз.

— Это вы сгоряча, — заметил Ришелье. — Подумав немного, вы сами поймете, что это наилучший выход для нас всех. По крайней мере, пока мы не пополним казну королевства. Не забывайте, что все владения были оформлены на фон Таудлица.

— Черт возьми! — ухватил его мысль барон де Дюрвиль. — А ведь вы говорите верно! Какое счастье, что мы не добрались до него прошлым вечером. Это породило бы много трудностей, друзья! Кардинал, вы, как всегда, мудры и дальновидны.

— Это от Бога, — смиренно сказал Ришелье.

— Капитан, — сказал де Монбарон, обращаясь к начальнику дворцовой стражи. — Вызовите кого-нибудь. Сами понимаете, здесь пора немного прибраться.

— И все-таки я не понимаю, — сказал де Дюрвиль.

— Безумие короля защитит королевство, — усаживаясь в старинное кресло, объяснил Ришелье. — Если поместье принадлежит безумцу, то он вправе играть в свои игры, кто может запретить ему это? Лучше проследите, чтобы этот Бертран как можно скорее вступил в права наследования.

— А если он начнет свою игру? — не сдавался барон.

— Надеюсь, мы пока еще достаточно влиятельны и могущественны, чтобы у нового короля никогда не возникло подобных мыслей, — тонко усмехнулся Ришелье. — Все по-прежнему в наших руках, господа.

— Кроме денег, — мрачно заметил кардинал Сутерне.

— А об этом надо было думать значительно раньше, — кивнул Ришелье. — Но игра продолжается, никто не знает, какие карты придут при следующей сдаче.

Герцог де Роган появился в доме любовницы принца ранним утром, когда все еще спали. Небрежно оттолкнув лакеев, он вошел в альков и остановился посредине комнаты, с нетерпеливой нервной улыбкой разглядывая спящих.

— Принц, — негромко позвал он. — Проснитесь, любезный друг! Совсем не время спать.

— А, это вы, — герцогиня села в постели, не стыдясь наготы. — Зачем вам понадобился, мальчик? У него и так несладкая жизнь.

— Не преувеличивайте, герцогиня, — по-прежнему улыбаясь, сказал де Роган. — Быть наследником, обладать такой великолепной женщиной, как вы… Все не так уж и плохо!

— Льстите, Жюль? — усмехнулся женщина. — Так что вас привело в такой ранний час.