Сергей Синякин - Мрак тени смертной [сборник повестей]

Вот так они и живут — кланяются, готовы задницу лизать, но повернись к ним этой самой задницей, обязательно получишь нож в спину. Конечно, англосаксы более культурны, чем все другие входящие в рейх народы. Лягушатники хуже их, хотя женщины у лягушатников красивые. Ойген один год отдыхал на Лазурном побережье, до сих пор сохранил об этом самые приятные воспоминания. Культура, обслуживание прекрасное и проститутки недорогие. А вход в кинотеатры для немцев вообще бесплатный. И в музеи тоже. Правда, в музее они с ун-Лернером не ходили, некогда было. Однако загорели так, что на черномазых похожи стали. Может, негры тоже на самом деле белые, просто загар у них такой сильный. Солнце-то палит нещадно, даже за листвой деревьев от зноя и духоты не спрячешься.

Воспоминания о средиземноморском рае были неуместны, но Ойген никак не мог отрешиться от них. Как звали ту французскую проститутку? Точно, Мишель ее звали. Красивая была девочка, но стерва дикая и слишком уж деньги любила. Ойген, отправляясь в отпуск, получил толстую пачку оккупационных марок, да и на кредитной карточке в «Дойчпротекторатбанке» у него скопилась приличная сумма, ведь четыре года без отпуска из-за Ростовского мятежа оттрубил, так из отпуска вернулся с грошами в кармане и пустой кредиткой. Правда, не жалел об этом, ни капельки не жалел. Больше у него таких баб не было, с этой француженкой даже девочки рейха, с которыми их сводили, чтобы дать свежую кровь метрополии, даже они сравниться не могли.

Ойген вдруг ощутил тоску.

— Ротенфюрер, — резкий голос оберштурмфюрера Венка привел его в себя. — Проверьте, как организовали оборону люди. Дикари могут напасть в любое время. Прикажите людям, чтобы проявляли бдительность и внимание!

И в это время англичанин что-то невнятно и сдавленно произнес, указывая рукой в направлении, куда ушла двойка ун-Крамера.

Среди примятого разваленного тростника стоял невысокий белый седобородый человек в белой бесформенной хламиде.

Увидев, что его заметили, старец сделал рукой резкий жест, словно приказывал им уходить.

— Задержать! — приказал Венк, но прежде, чем эти слова сорвались с губ оберштурмфюрера, несколько человек попытались это сделать самостоятельно, бросившись к старику с разных сторон. Попытка оказалась неудачной, солдаты только столкнулись между собой, руки их беспрепятственно прошли через плоть старца.

— Трехголовый Бу! — ахнул англичанин, осеняя себя крестным знамением. — Это он. Про него так и говорили — бесплотен и в то же время вещественен. Хайек его видел в прошлом году, Джонстон его тоже видел, они так и говорили — высок, сед и бесплотен.

Призрак (а иначе его назвать было просто невозможно) еще раз взмахнул рукой, повелительно указывая на юг, откуда пришел отряд.

И исчез.

— Кажется, нас просто выпроваживают, — сказал Ойген ун-Грайм.

— Белый, — с отвращением сказал Густав Венк. — Белый! И с этими обезьянами!

— Надо уходить, — осторожно сказал англичанин. — Оберштурмфюрер, надо уходить, пока нас отпускают!

Венк подтянул его к себе.

— Отпускают? Кто осмелится решать за меня что-то в этих джунглях? Я возьму этого колдуна и посажу на кол. Нет, я не повезу его в Берлин! Велика честь для этой белой сволочи! Я просто посажу его на кол и посмотрю, каково ему там будет! Трехголовый, говоришь? Так вот, в скором времени у него не будет ни одной головы, не будь я Густав Венк, оберштурмфюрер СС!

В чем-то Ойген ун-Грайм был согласен с англичанином. На таких невыгодных условиях ему еще не приходилось вести бой. Против них было все: джунгли и его обитатели, жара, отсутствие оружия и цивилизованной одежды, наконец, эти проклятые дикари. Но упрямство, привитое ему еще в бюргере, мешало Ойгену согласиться с проводником. СС не уходит, тем более оно никогда трусливо не бежит с поля боя. «Честь или смерть!» — такой вот девиз был у бюргера, где воспитывали ун-Грайма.

— Они захлебнутся в крови, оберштурмфюрер, — сказал Ойген ун-Грайм.

— Сумасшедшие, — сник англичанин. — Вы все — сумасшедшие. Я согласился оказать вам помощь в операции, но будь я проклят, если подписывался умереть в джунглях вместе с вами!

— Кто говорит о смерти? — надменно выставил голую ногу из-под травяной юбки обештурмфюрер Венк. — Немецкий солдат всегда говорит лишь о победе, потому что он уверен в ней!

И тут со стороны, где засели туземцы, показался негр. Сказать, что это был просто негр, значило погрешить против истины. Негр оказался высок, плечист, и даже на расстоянии было видно, как под черной кожей перекатываются мышцы. Он взмахнул копьем и что-то закричал, показывая копьем на юг.

— Он говорит, чтобы мы уходили, — торопливо перевел англичанин. — Он говорит, что племя под защитой великого Бу и Бу не позволит причинить ему какой-нибудь вред.

— Спроси, как его зовут! — приказал оберштурмфюрер.

Англичанин что-то прокричал, выслушал ответ и повернул к Венку бледное лицо.

— Он говорит, что его зовут Бу!

— Ясно, — хмуро сказал Венк. — Значит, и этого ловить бесполезно. Как ты говорил? Вещественен и бесплотен?

— Это серьезное предупреждение, — сказал англичанин. Надо отходить. Мы не в том положении, чтобы злить дикарей.

— Плевать, — сказал оберштурмфюрер. — Мы не отступим. А этого колдуна я посажу его бесплотной задницей на кол!

Вернулась двойка, посланная на разведку.

— Господин оберштурмфюрер, — доложил ун-Крамер. — Мы нашли дикарей. Они рядом. Стоят лагерем. Господин оберштурмфюрер, мы насчитали почти сотню воинов!

Сотня воинов!

И это против тридцати эсэсовцев, к тому же измученных и лишенных привычного оружия. Ойгену ун-Грайму стало тоскливо.

Атака в таких условиях была чистым безумием, в ней легко можно было положить людей и ничего при этом не выиграть. Немецкий солдат уверен в победе, это оберштурмфюрер верно сказал, но на этот раз сам Ойген принял бы предложение колдуна и отступил, чтобы потом вернуться нормально вооруженным и полным сил. Выигрывает тот, кто не боится отступить. Но оберштурмфюрер не собирался отступать. На взгляд Ойгена он сейчас утратил способность к рассудительности. Рассудительность оказалась в плену у его гнева. Густава Венка требовалось убедить в необходимости временного отступления. Разумеется, СС думает только о победе, но ни в одном уставе не сказано, что ради победы нельзя временно отступить. Не показать свою слабость, а сманеврировать, чтобы выравнять положение или получить лучшую позицию. Но Густав Венк не признавал отступлений, и по всему получалось, что из оберштурмфюрера дикари все-таки сварят свой зуппе, и не только из него одного.

Больше всего Ойгену ун-Грайму хотелось, чтобы пузатый маленький абверовец прислал в этот район свои «файтеры», заметил их бедственное положение и вызвал на подмогу геликоптеры с их пулеметами и «слепыми» ракетами, способными нанести по местности и противнику мощный удар. Но в чудеса ун-Грайм не верил. И надежд на команду у него не было. Слишком быстро они растратили свое преимущество, впору и в самом деле поверить в колдовство.