Андрей Кокоулин - Точка

В виду того, что его завтрак почти целиком слопала Стеф, Искин решил подкрепиться основательно. Тем более, что «Кипарис» предлагал баранье жаркое в горшочках и хорошо прожаренные бифштексы. К бифштексу прилагалась рассыпчатая картошка, украшенная зеленым горошком и веточками укропа, сметанный соус и грамм пять сливочного масла, которым предназначено было медленно стаять в золотое озерцо.

В горшочке же, судя по строчкам описания, вместе с мясом около получаса томились четыре вида круп, сладкий перец, чеснок, тонкие ломтики бекона, кнедли и местные травяные приправы.

Честно говоря, Искин хотел и то, и то. Но все же остановился на бифштексе. Блюдо было и подешевле, четыре пятьдесят вместо шести сорока, и можно было с уверенность сказать, что он его одолеет. Отмечая свой выбор пальцем, Искин заказал еще кофе и небольшой кусок штруделя с черничной начинкой на десерт. В пять марок не уложился, и это заставило его несколько раз огорченно пересчитать в уме, сколько марок после обеда останется в распоряжении. Сумма не билась, пока Искин не вспомнил о неполноценном размене десятки. Тогда все сошлось.

С салфеткой и корзинкой с хлебом к его столику пришел официант в сиреневом жилете, с серьгой в ухе, выразил пожелание, что Искину понравится заказанный бифштекс, и взял десять марок.

— Наличные?

— Да.

— Я посмотрю размен.

— Будьте добры.

— Бифштекс будет готов через десять минут.

— Очень хорошо.

Официант был пожилой и слегка прихрамывал. Затылок у него был пострижен скобкой.

В период ожидания Искин успел осмотреть аллею и дома напротив, приметил фонтанчик, с удивлением проводил взглядом прогарцевавшего на светлой кобыле всадника в бриджах и в старинном мундире с эполетами.

Две женщины, прихватывая друг дружку под локоть, направились в пошивочное ателье. Из пансиона на крыльцо вышел мужчина со скучным усатым лицом и долго, остервенело смолил сигару. Несколько мальчишек прокатили тележку с самодельным чучелом, которое умудрялось двигать руками-палками. По воздуху проплыл тягучий колокольный звон.

Бом-м!

Искин стал размышлять, что, должно быть, незаметно переместился в прошлое. Лет на сорок-пятьдесят назад. Удивительно, что попадаются такие кварталы, тихие, казалось бы, законсервированные во времени. Он неплохо знал город. По крайней мере, районы порта, окраин и подкарантинной зоны, в силу обстоятельств, были им изучены хорошо. Центр, пусть и из омнибуса, в последние годы он тоже наблюдал довольно часто. И что видел? Урбанизированного, современного монстра, растущего вширь и вверх, пухнущего трущобами и отражающегося в зеркальных фасадах небоскребов. Монстр был, конечно, уродом, но все же следовал тенденциям — перестраивался и перекрашивался, скинув старую шкуру из брусчатки, рыжих черепичных крыш, телег, оград и невысоких, заросших мхом домов.

И вдруг — такое. Причем, рядом, в двухстах метрах от складок новой шкуры из стекла, бетона, стали.

Искин хмыкнул. Мысль его зацепилась за эклектику, за смешение пластов, и он задумался о технологиях и их распространении. Странно ведь, что какие-то исследования вдруг выдают технические решения, которые тут же находят мгновенное применение и проникают в приборы, продукты, повседневную жизнь, как те же виссеры, как та же магнитонная терапия. А микроника с фотоникой топчутся на месте, обещая дивиденды когда-то в будущем, и робототехника застряла на уровне манипулятора с ограниченными степенями свободы. Ах-ах, юнит-индустрия в Фольдланде! А кроме нее было ли что-то? Реактивные двигатели — в зачаточном состоянии, элементная база — контрабандная, микросхемы — мелкой серией, ускоритель частиц обещают в следующем году.

Грозный Фольдланд!

Тех же электрических планшетов в Фольдланде не было. А здесь есть, пожалуйста, в кафе. В древнем квартале. Это ведь, кстати, тоже технология, но, получается, никому не нужная, не востребованная. Удобно, конечно, но смысл? Искин пошевелил планшет с меню. Отнесешь подальше от магнитной базы, схлопочешь статью за воровство.

Драгоценность.

— Ваш бифштекс.

Официант снял тарелку с подноса, поставил перед посетителем, жестом фокусника убрал с тарелки стальной колпак, призывая обратить внимание на легкий парок блюда, подвинул приборы.

— Приятного аппетита.

— Спасибо, — сказал Искин, заправляя салфетку под горло.

Официант скрупулезно отсчитал мелочь.

— Ваша сдача. Сейчас принесу кофе.

— Будьте добры.

Искин вооружился ножом и вилкой.

— Извините, — остановил он уже шагнувшего от столика официанта, — а вот ваши планшеты с меню…

Мужчина развернулся. На лице его шевельнулись брови.

— Что вы хотели бы узнать?

— Чья это идея?

— Прежнего владельца. Оставили, потому что дорого.

— И что вы о них думаете?

Официант бросил взгляд на планшет.

— Ерунда. Наподобие дверного звонка. Вы звоните, у нас загорается лампочка под блюдом.

— А виссер?

— Домашний телефон обходится мне дешевле.

— Спасибо, — сказал Искин, отпуская официанта.

Тот коротко кивнул и удалился, пропустив под тент семью — упитанного мужчину, его высокую жену и двух детей лет шести-восьми, мальчика и девочку.

Искин склонился над бифштексом. Мясо пахло замечательно. Мелкий свежий картофель дышал жаром.

Несколько минут Искин с аппетитом ел, изгнав из головы все посторонние мысли. Кинбауэр говорил, что за едой надо думать исключительно о еде, только так формируется залог здорового пищеварения, которое есть путь к долгой и не изнурённой болезнями жизни. Для разговоров, говорил он, для размышлений и прочего существует уйма другого времени. Вы можете заниматься своими делами даже во сне. Так извольте хотя бы полчаса поработать на собственный организм, не принуждая его к несварению и прочим проявлениям вашей несдержанности.

Кинбауэру, впрочем, это не помогло.

Искин мотнул головой, запрещая себе переключаться с бифштекса на мертвеца. Прекрасное, хорошо прожаренное мясо. Волоконца — одно к одному. Режется, как масло. Он кивнул появившимся на столе чашечке кофе и куску штруделя на блюдце. Очень кстати.

Как-то само собой пришло воспоминание-картинка с утренней бумажной тарелкой от Франца Бюхеля с рисовой кашей от господина Пфальца, которую Стеф сложила пополам, и Искина передернуло. Так и аппетит испортить недолго. Ощущая мясо, картофель, горошек, масло, образовавшие во рту изысканный вкусовой букет, он даже зажмурился, а когда снова открыл глаза, обнаружил севшего напротив мужчину лет сорока пяти в светло-коричневом пиджаке и светлой шляпе.

Лицо у мужчины было обычное, челюсть тяжеловата, глаза расположены близко к переносице, над верхней губой пробивались короткие светлые усы. Особой приметой, наверное, можно было считать родинку, приклеившуюся в уголке глаза. Бутафорская слеза и только, обозначающая амплуа.