Сергей Красов - Вторая попытка

Вадим задумался, пытаясь вспомнить расстановку сил в колонии и события этого года и ближайшего времени. По всему получается, что сейчас «смотрящим» в зоне является Почтарёв, он же «Почтарь», тагильский «авторитет», которого скорее всего на эту должность назначили «воры», или он сам себя назначил, используя то, что его знали и уважали многие тагильские и свердловские зеки, а таких в колониях Уралспецлеса было большинство. Тем не менее, и это Вадим тоже хорошо помнил, когда в этой колонии находился самый авторитетный «вор» СССР — Васька Бриллиант, то он на приветственную записку Почтаря ответил, что такого не знает.

Бриллиант ехал этапом мимо Пуксинки в пос. Лапотково, где также была колония особого режима. Этап везли на спецбарже, но из-за того, что река обмелела, баржа не смогла пройти, и весь этап высадили в Пуксинке, где он и содержался в помещении ШИЗО на общих основаниях до зимы. Потом уже по зимнику их отправили на автозаке в свою колонию. Вадим тогда ещё удивлялся возможностям «лагерной», то есть нелегальной почты. Создавалось впечатление, что о том, что Вася Бриллиант находится в этой колонии, знал весь криминальный мир Советского Союза. На его имя приходили письма и телеграммы с простым, но явно условным текстом из Москвы, Красноярска, Магадана и других мест.

Вася Бриллиант фактически руководил криминальным миром. Впервые увидев его при прибытии этапа во время обыска, Вадим даже не заметил бы невысокого лысого мужичка в очках, если бы один из прапорщиков не обратил его внимание на пакет с личным делом осуждённого из четырёх томов. Дело в том, что знаменитый вор в последний раз был на свободе задолго до рождения самого Вадима. А пока зек не освободится, дело в архив не сдаётся, сколько бы он преступлений не совершил.

Фамилия на пакете с делом — Бабушкин Владимир Петрович — Вадиму ни о чём не говорила. Хотя по всему было видно, что к ним, образно выражаясь, заплыла крупная рыбина. Подойдя поближе к обыскиваемому осуждённому Бабушкину, Вадим присмотрелся к его вещам, взял в руки пачку писем на имя Бабушкина, стал их перебирать. Увидев на одном из конвертов обратный адрес с фамилией Бузулуцкий, о котором Вадим знал, что это «вор в законе», отбывающий сейчас срок в одной из колоний Уралспецлеса, он удивлённо спросил у Бабушкина, как мол цензура могла пропустить письмо из одной колонии в другую, ведь переписка зекам разрешается только если они являются близкими родственниками. На что Бабушкин с улыбкой ответил, мол это его брат.

— Так ведь фамилии разные!

— Ну и что? Разве так не бывает? И вообще, все мы тут братья.

Вадим задумавшись выходил из дежурки и на лестнице столкнулся с зеком — завстоловой, который, пытаясь заглянуть ему за спину, спросил:

— Гражданин начальник, это правда, что к нам Васька Бриллиант приехал?

— Там есть какой-то подозрительный пассажир, но его зовут не Васькой…

— Бабушкин Владимир Петрович?

— Да.

— Так это он и есть! Ой ё!..- И зек рванулся в сторону жилой зоны.

— Постой! А почему Васька, если он Вова?

— Ну, он когда-то взял себе кличку вора, убитого в зоне, традиция такая была. Как бы продолжая его дело, что ли.

В последствии, знакомясь с личным делом легендарного вора, Вадим узнал из пожелтевших от времени страниц, что со свободы он «сел» под фамилией Иванов, и для установления личности разыскали его мать, которая по фотографиям подтвердила, что это её сын Бабушкин Владимир. Так же он вычитал, что сначала вор был коронован под кличкой «Чапаёнок», но впоследствии, «набрав весу», действительно взял себе кличку убитого в местах лишения свободы вора. Вообще, этим личным делом осуждённого Вадим зачитывался как каким-нибудь детективом. Чего стоили рапорта от сотрудников колоний 40 -50 годов, которые начинались не привычными словами «Довожу до Вашего сведения…», а «Доношу…».

Особенно запомнился рапорт на нескольких страницах с описанием воровской сходки, проходившей в жилой зоне в 50-х годах. В сходке принимало участие более десятка воров. В помещение, где они совещались, дежурный наряд просто не пускали охранники из воров, открыто демонстрируя наряду ножи. И только после настойчивых просьб, изнутри помещения поступило разрешение от ведущего сходку Васьки Бриллианта. Представители администрации под смешки и угрозы осуждённых зашли в одну дверь помещения и вышли в другую, убедились, что всё мирно, трупов нет. А вечером в разных местах жилой зоны обнаружили несколько трупов с ножевыми ранениями. Вот такие были порядки.

— Здорово, Бурый, — поднявшегося с койки ему навстречу мужика лет сорока пяти, Вадим помнил на лицо как-то плохо, но догадался, что это и есть осуждённый Приходько по кличке Юра Ростовский, — мне сказали, что тебя подселят. Ну и хорошо, а то одному как-то скучно.

Взгляд у Ростовского был какой-то приветливо-настороженный. Причину Вадим понял со следующей его фразы.

— Тут слушок прокатил, что у тебя что-то с головой не то. Вроде как крыша поехала. Поэтому и сюда определили. Ты буйствовать то не собираешься? Мне ночью, вообще, стоит спать?

Сказал вроде бы и с юмором и в то же время серьёзно.

— Не. В этом плане всё нормально. Я буйный только пьяный, об этом все знают. Тут действительно есть проблемы с башкой, только другого рода.

Вадим лихорадочно прикидывал, какая информация могла просочиться из камеры, как предупредить собеседника, что его должны убить в ближайшие дни, и в то же время, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Понимаешь, Юра, — сказал он, с задумчивым видом усаживаясь на свободную кровать, — я вижу, что произойдёт в будущем так, как будто я это всё уже пережил. Не всё и не про всех. Так как-то,… кусками.

— Ух ты! Интересно. Расскажешь чё-нибудь? А про меня тоже что-то можешь сказать?

— Про тебя?… — Вадим сделал вид, что задумался, даже глаза прикрыл. Ну что ж, — сам напросился. Выдержав минуту, он открыл глаза, и глядя в упор на Ростовского сказал, — могу и про тебя, только тебе это не понравится…

— Что?… Всё-таки завалят? — Юра, судя по слегка побледневшему лицу, что-то почувствовал. Хотя, с другой стороны, что ещё может произойти с человеком в зоне, что ему не понравится.

— А что, должны? — Вопросом на вопрос ответил Вадим.

Но Юра не обиделся. После короткого раздумья он решил, видимо, поделиться чем-то сокровенным. Встав с койки, Ростовский тихонько подошёл к двери, резко распахнул её, и убедившись, что никто не подслушивает, плотно прикрыл дверь и вернулся на место.

— Понимаешь, Валера, кто-то на свободе под меня копает. Боится, что я через два года вернусь в Ростов и расставлю всех по тем местам, которые они заслуживают. Или хотят занять моё место смотрящего на Богатяновке — это такой район Ростова, если ты не знаешь.