Виктор Сиголаев - Пятое колесо в телеге [litres]

Не получается.

Ну, хоть ты тресни, не выходит у меня скачок во времени!

Я сидел дома в кромешной тьме за собственным письменным столом и пытался «научно экспериментировать» с полученным от Дианы «сюрпризом». Объект наблюдения – я сам. С целью проведения многообещающих опытов брат Василий выставлен на улицу гулять, а мать… сама себя отправила в ссылку на кухню. И бати нет, он из Сибири прилетит только дня через три-четыре. Нефтяник, елы-палы! На самом деле – просто сварщик-вахтовик в погоне за длинным рублем. Ну, это сути дела не меняет. Главное, дома практически никого нет. Следовательно, условия для эмпирических исследований подопытного организма созданы в достаточном объеме.

Надо еще раз попробовать.

Я глубоко вздохнул, закрыл глаза и попытался сосредоточиться на собственном внутреннем мире. Медитация по системе Цигун. Нужно все лишние мысли выкинуть из головы и представить себе сгусток жизненной силы в энергетической точке «дань-тянь» – это на два пальца ниже пупка, ну и… внутрь кишечника приблизительно на такое же расстояние – это еще надо исхитриться представить такое вот труднодоступное место! Не верю, конечно, во все эти малопонятные восточные навороты – пресловутую энергию «ци», или, как ее там, «ки», вообще без разницы. Главное, что эта абракадабра помогает собрать мысли пучком для последующего изъятия оных из черепной коробки. Оптом. Что, собственно, и требуется для моих изысканий.

Так, сейчас без пятнадцати девять.

Если смогу вместе со своим «дань-тянем» сдвинуть себя усилием воли назад по времени, по итогам опыта должно получиться где-то… половина девятого.

А попробую-ка я на этот раз вообще не дышать! Для усиления, так сказать, уровня ментальной концентрации. И надо образно представить, как время-паровоз, исходя паром и скрежеща колесами, постепенно начинает пробуксовывать на реверсе. Еще! Еще немного назад, по граммульке, по миллиметру! Металл визжит, давление зашкаливает… давай, давай, черепаха твердолобая…

Бзынь! Бзынь-бзынь-бзынь!

Что это? Что за «бзынь»? Это где, наяву вообще или… в «паровозе» что-то звякнуло?

Неужели получилось?

– Але? Здрасте. Витя? Да, здесь живет. А вы кто ему? Ага. Ага. А! О! О-о! Ну… сейчас позову-у.

Я тупо рассматривал цифры на электронных часах, мерцающие в темноте тревожной зеленью, – «20:48». Хрена лысого тебе, а не «сдвиг».

– Витя! Ты чего впотьмах сидишь? Подойди к телефону! Между прочим, девочка какая-то спрашивает. С чудным голосом!

– Чего? – Я беспомощно щурился на внезапно вспыхнувший под потолком свет.

– Не «чевокай», а возьми трубку!

– Ой, не надо только делать такое лицо!

– Какое это «такое»?

– Загадочное и… типа все понимающее.

– Иди уж, Казанова.

Я пошлепал в прихожую.

– Але!

– Привет! Узнаешь? Это я…

– О! А… это я. Хай, бейби! Узнаю оф-коз.

Ленка.

Спасенная мною по случаю именин симпатичная студенточка рыжего окраса. Будущий прораб великих строек, обреченный судьбой на трезвый образ жизни среди нетрезвых большей частью строителей. Вот ведь не повезло подруге!

– Ты сказал – «звони», вот я и звоню…

– А! Ну… класс! Как дела?

– Пока не родила. А вообще… нормально.

– Это хорошо.

– А у тебя?

– И у меня… нормуль. Мне кажется – нормулистей даже, чем у тебя!

– Скажешь тоже…

Я обреченно облокотился о стенку в прихожей и закатил глаза.

Похоже, это надолго. Плавали, знаем.

Вот откуда у этих неискушенных предтеч отечественного гламура такая необъяснимая страсть к изнурительно долгому трепу по телефону? Ни о чем! Я даже помню типовые связки между смысловыми (точнее, малосмысловыми) блоками в диалоге: «Ну, что еще хорошенького расскажешь?» – и проклятое воспитание в панике ищет новую тему для продолжения светского общения. Это вместо того, чтобы просто хлопнуть трубкой по рычагам – и гуд-бай!

Впрочем… проходили и хлопанье: «Ой, а я решила перезвонить. Кажется… связь оборвалась».

– …Ничего интересного. Завтра занятия начнутся. А… нет, не начнутся. Нас на виноград засылают. Объедаться глюкозо́й. В «Золотую балку».

– Понятненько. Что еще хорошего расскажешь?

– Э-э…

Сразу оговорюсь, юная леди не особо в моем вкусе.

Она, конечно, милашка, да и фигуристая не по годам, – все равно мимо! Между прочим, ей подобные очаровашки с годами в большинстве своем непременно отправляются путешествовать в безнадежно депрессионную «Долину пухлых» – это как правило. Сейчас, разумеется, ее склонность к полноте по молодости лет выглядит достаточно привлекательно, только вот потом… без фитнес-коррекции – беда! А какой, к чертям социалистическим, фитнес во второй половине восьмидесятых? Бегать разве что по утречку́, уворачиваясь от горластых шавок. Слабенький вариант. Безнадега, одним словом.

Так что не героиня она моего романа.

– …Напились, как дети малые!

– Э-э… «дети», ты сказала? Напились? Я правильно понял?

– Я сказала «как»! Какой взрослый окосеет со стакана игристого?

– Действительно. Я и не подумал. Ну… продолжай.

– Так вот, напились, значит, а Артем и давай мне в любви признаваться. Говорит…

Кстати, о «высоком».

Мне, между прочим, о романтических глупостях рановато еще задумываться! По версии моей прежней жизни, персональное грехопадение должно наступить где-то года через полтора, как раз перед моим счастливым семнадцатилетием. И то, что сейчас я проживаю свою жизнь повторно, да еще и под контролем взрослого рассудка, не дает мне повода и права…

М-да!.. Во, блин, занесло!

Какие, на хрен, «права» в этом деле? Опять отмазки? Неужели трудно честно признаться? Так и скажи – глядя пятнадцатилетними глазами на своих сверстниц, я вижу в них… одногодок собственного сына. Детей своих вижу… потенциальных! Спасибо вам, пятидесятилетние мозги! Удружили.

– …Вообще нельзя! Странно, что тебя так легко наши пацаны в общагу пропустили.

Я насторожился:

– Это почему это?

– Так я же рассказываю! Ты меня слушаешь вообще?

– Слушаю.

– Я и говорю, всех девчонок комендантша лично предупредила строго-настрого – незнакомцев в комнаты не пускать. И вообще – о любых подозрительных типах рассказывать ей сразу.

– Это чегой-то?

– Ты где вообще был, когда я про кладбище рассказывала?

– Какое кладбище? Это… которое рядом с вами? Про старое? Или про еврейское?

– И про старое, и про еврейское!

– Вот видишь, все помню. Так что… тут я был.

– Вот там эту девушку и нашли! Представляешь? В склепе! А сверху площадка круглая, там крест большой, а на нем – бог распятый. Как живой! И по размеру, и… выкрашен масляной краской (компетенцию демонстрирует, ох уж мне эти маляры-строители!) так, что от настоящего не отличить. (Она видела настоящего? Чур меня!) И там, где у него руки гвоздями пробиты, как раз и заметили свежую кровь. Человеческую! Нет, ты можешь себе такое представить?