Виктор Сиголаев - Пятое колесо в телеге [litres]

Вот она – центральная причина грядущей катастрофы.

Мина замедленного действия.

А как она образовалась – по причине предательства ли, диверсии или повсеместного помешательства, – роли, собственно, уже и не играет.

Вторично это.

Может быть, поторопились мы с социализмом? Лет так на триста – четыреста? Тащим поросенка за стол, а ноги на скатерть закидывать не разрешаем! Похоже, телега та с одиозным пятым колесом вновь оказалась впереди лошади! Может, не созрел еще человек? Не дошел эволюционно до нужной кондиции? То, что силком, то бишь революционным путем, выковать «нового человека» не удалось, теперь только ленивому непонятно. Но как же это признать? В смысле – безболезненно.

Вот и остается… крушить остатки здравого смысла в Беловежской Пуще.

А мне?

А мне – наблюдать, как микроскопические трещинки разбегаются по массиву гигантской плотины, сдерживающей естественные человеческие начала в рамках «коммунистической морали».

Потому что мое окружение – это люди, которых испортил квартирный вопрос. И хотя Михаил Афанасьевич говаривал это лишь про москвичей…

Лучше и не скажешь. Остальных он просто пожалел.

Собственно, и я… жалею. Хотя бы о том, что уже закончил свою замечательную прогулку – вон общага виднеется за кипарисами. Почему не вижу духового оркестра со «Встречным маршем» и радости на лицах?

Не ждали?

– Не велено пущать!

Точно, не ждали. Собственно, как я и думал.

– Тогда просто позовите его на вахту, – медленно и терпеливо выговариваю слова в тщетной надежде достучаться до искры человечности, возможно, еще тлеющей внутри этой железобетонной конструкции, которая по недоразумению выглядит всего лишь как бабка на проходной. – Его зовут Сережа Семенов. Второкурсник. На третьем этаже живет. Его комната в самом конце коридора, вон с той стороны. Он сам меня приглашал!

Не удержался все-таки, дал малость фальцетного «петуха» в конце тирады. Ох уж эта мне подростковая голосовая ломка! Бесит.

– Не велено!

Зато здесь никаких ломок нет.

Как и сомнений в собственной непогрешимости. Все тут давно уже окрепло и устоялось – на радость людям. И мир надежно воспринимается… в черно-белом цвете. Как то изображение на отечественном «Славутиче», уголок которого виднеется за мутным стеклом поста.

Здесь велено, а здесь не велено! Двоичная система счисления.

– Бабуля…

– Какая я тебе бабуля?!

– Ну… женщина! Послушайте…

– Какая я тебе жен… мм… – Вахтерша краем своего бинарного сознания почувствовала, что не туда ее повело, и тут же поспешила вернуться в родную колею: – Не велено пущать посторонних! Шагай давай отсюдова!

– Зачем же так грубо, гражданка? Кем не велено?

– Кем надо!

– Кому надо?

– Я щас в милицию позвоню!

Самое обидное, что даже в голову не приходит, как выкрутиться из этой развеселой ситуации. Нет приема против лома! Если нет другого лома. Да и… лом бы тут тоже не помог! Гаубица разве что…

И вообще – странно это!

Совершенно нетипичная бдительность для стандартной советской общаги. Я понимаю еще вечером, когда до одиннадцати остается не больше получаса разудалого времени. Под страхом высшей меры социальной справедливости запрещается ночевать в чужих общагах! Тем более в «смешанных». Кто не понял – по гендерному признаку «смешанных».

А как же?

Вдруг ты, чужой мальчик, заночуешь не у знакомых мальчиков, что не сильно и наказуемо, а у, господи упаси, у девочек… полузнакомых?! Далеко ли до греха? При таком раскладе – да, вахтерши к вечеру звереют не по-детски. Но днем! Днем-то всех нормально пускают – друзей, родственников. А ведь Ленка что-то мне говорила об усилении режима – не принял всерьез. Думал, утрирует для красного словца, интересничает.

Ан нет!

Я скроил обиженное выражение лица и… отступил. На заранее подготовленные позиции – к входным дверям. Надежда пока еще не умерла, но уже сильно кашляет. Что-то надо выдумать, неужто зря тащился в этакую даль? Ай да бабка! Самого пришельца из двадцать первого века сделала! Что подскажешь, умудренный мозг с одним средним техническим и двумя высшими гуманитарными образованиями?

Прищурившись, я оценил диспозицию с точки зрения супермена.

Турникет не заблокирован. Ломануться внахалку, а потом налево по коридору! Там виднеется центральная лестничная клетка – ищи меня потом по этажам.

М-да. Мудрее и не придумать, просто гений. Что значит «вышка»!

Скандала захотелось? А вот возьмет бабка да и вызовет ментов, как обещала. С такой станется! Вон как зыркает из своего окошка. Как из амбразуры! Не иначе подозревает в чем-то непотребном честного и благородного подростка.

Неожиданно я заметил, как из отверстия напротив турникета медленно и зловеще выдвигается стопор, похожий на неумолимую черную мамбу перед смертельным прыжком в сторону жертвы. Все! Вертушка надежно зафиксирована железным прутом, и путь в Землю обетованную отрезан окончательно.

Я застыл в восхищении. Даже так? Серьезно?

Неожиданно в глазах померкло.

Что это? Опять? Не так уж я и испугался… этой бабки.

Свет в холле мигнул еще пару-тройку раз.

Фу-у! Так это не у меня темнело. Это… с внешней стороны черепной коробки. В погасших люминесцентных лампах с легким потрескиванием заработали стартеры, по-новому разгоняя газ в стеклянных трубках. Вахтерша с недоумением огляделась. Еще один непорядок на ее голову!

Где-то на верхних этажах общаги послышался неразборчивый бубнеж далеких голосов. Взволнованных, надо сказать: это слышно было даже на расстоянии, без слов.

– Случилось что-то? – добавил я маслица в огонь, как матерый иезуит. – Давайте схожу, гляну.

– Я те схожу! – проворчала бабка, но уверенности в ее голосе явно поубавилось. – Чевой-то они там? От же фу-лю-гань-е!

Высокие, гляжу, отношения в этой студенческой коммуне. Бабуля, видно, просто души не чает в своих подопечных. Внучочки же ж!

Лампы мигнули еще раз, и одновременно со стороны лестницы где-то наверху послышался треск сильного электрического разряда.

И стало темно.

По крайней мере так сперва показалось – после яркого дневного света снаружи здания и обилия светильников в районе проходной.

А еще кто-то завизжал! Там же, на верхних этажах.

И тут же зашаркали, затопотали по коридорам невидимые ноги, разномастные голоса горохом рассыпались по всей общаге – кто-то кого-то искал, кто-то на кого-то орал с надрывом, а кого-то явно посылали в дальние дали посредством вульгаризмов из широко распространенного словаря нецензурной лексики. Во всеобщей какофонии мне даже послышалось что-то похожее на женские причитания. Или всхлипывания. Ничего себе!