Виктор Сиголаев - Пятое колесо в телеге [litres]

Я пожал плечами. Самому бы понять.

– Ну… а почему он «дурной»?

– Кто? Божество египетское или у́джат?

– Как-как? У…

– Уджат. Так этот символ называется, что ты мне показываешь.

– Да-да. У… джат. Уджат. Вы сказали, «дурной знак». Только потому, что языческий?

Священник помолчал, меня разглядывая. Потом еле заметно качнул головой:

– Давай выйдем наружу. На свет божий да на свежий воздух.

Что это? Изгнание из храма? Довоспрошался?

О! Кажись, я на церковно-славянском заговорил…

Ну, не вопрос, давайте выйдем. Я послушно развернулся и зашагал в сторону притвора. Батюшка, благообразный мужик лет сорока с редкой бороденкой человека, бреющегося регулярно еще каких-то лет пять назад, аккуратно ступая, пошел следом. На «свежем воздухе» было жарко. Хотя и дышалось легко – говорю же, море рядом.

– Такой «дурной» символ, что нельзя внутри о нем поговорить? – не удержался я.

К слову, это «недержание» словесных излияний, думаю, суть симбиоза старого и малого рассудков в пятнадцатилетнем корпусе. Никогда прежде не страдал «воробьесловием». А «молодой язык» вечно… поперек батьки в пекло!

Но священник покладисто кивнул:

– Зачем Господа Бога гневить в святом храме упоминанием нечистой силы? Большой грех! А значок этот…

Опять замолчал. Сложил аккуратно фантик вчетверо и протянул мне.

– Ну, так что «значок»? – схватил я нетерпеливо бумажку и сунул ее в карман.

– Сам по себе… ничего. Просто рисунок. Родом из древнейших времен. Безобидный. Только вот некоторые поклонники Антихриста почему-то считают его… «всевидящим оком зла». Зрачком Люцифера, прости Господи.

Батюшка перекрестился.

Уджат. Люцифер. И… пиратская шхуна «Сатана». С доном Дьябло.

А? Говорил же – какая-то связь есть!

Правда, пока за уши притянутая.

– А если, к примеру, на стене этот знак намалевать, что это будет означать?

Священник усмехнулся:

– Оштрафуют, наверное, если поймают. Или просто уши надерут.

Смешно. В каком месте смеяться?

– Я имею в виду – символически!

– Символически… – задумчиво повторил он. – Символ – это всего лишь графический образ какого-то смысла. По договоренности, если можно так выразиться. Для кого-то, скажем, звездочка – это кокарда на фуражке, а для кого-то – пентаграмма тайного общества. Особенно если ее перевернуть. Каждый увидит лишь то, что хочет увидеть. Замысел Господень неисповедим!

– То есть, если я вас правильно понял, этот знак… у-джат… он понятен только для посвященных?

– Ну, не совсем. Я бы сказал – для знающих о нем. Или много читающих людей. Как это сейчас называется? Эрудированных.

Да-да, я помню того студента-строителя.

– Для «бо́танов», значит, – задумчиво произнес я.

– Для кого-то уджат вообще символ винограда, «знак лозы», – огорошил меня священник, совершенно не реагируя на странное для него слово «ботаны». – По одной из легенд глаз Хора захоронили на склоне холма, и из него выросла виноградная лоза. Вот так. Что же тут «дурного»?

– Так ведь это не я, это вы сказали, что это «дурной знак»!

Батюшка вздохнул сокрушенно. Типа какой непонятливый.

– А ты крещен ли, сын мой?

Съехать решил?

– Мм… не помню.

– Крестик носишь? – не среагировал поп на мой жалкий «юморок».

– Не-а. Комсомолец я. Атеист.

– Но ведь в церковь-то сам зашел? Или что-то потянуло?

Чего он от меня хочет? Приобщить к культу? Так я и так… сочувствующий.

– Мне здание очень понравилось. Красивое!

– Это называется благодать, милость Господа. Ты ее и почувствовал. Душой. Не закрывай ее от Спасителя.

Пошла пропаганда.

А вообще… всегда считал, что в чем-то эти ребята в рясах правы. Необъяснимо правы. Точнее, необъяснимо с рациональной точки зрения. Как бы в конечном итоге. И если быть до конца честным, эта самая «благодать» действительно некоторым образом ощущается в таких вот красивых и дышащих древностью местах! Независимо от того, атеист ты или нет. Удивительное дело!

Впрочем, всяк чувствует по-разному.

– Спасибо, отче. Значит… и виноград там же?

– И виноград.

Прикольно.

А мы как раз виноград и намылились собирать в ближайшие две недели!

Вновь совпадение?

– Пойду я.

– Иди с богом, сын мой.

Почему мне кажется, что, когда говорят «иди с богом», это почти: «Да пошел ты… отсюда»? Get out of here!

Я и пошел.

Только почему-то не к выходу с кладбища, а в другую сторону – мимо могилок. В зеленые заросли. Кстати, непроизвольно я выбрал более удобоваримое направление – прямо по центральной осевой от церкви. Если бы хотел на выход, нужно было двигаться по загогулине: направо, потом опять направо вдоль притвора и только у церковного придела налево.

Собственно, мне и нужно было на выход. Но мы ведь не ищем легких путей, да?

Особенно когда голова ног не контролирует. Дался мне этот виноград!

Конечно же я не зомби и то, что иду не туда, заметил почти сразу. Возвращаться просто было неохота, вернусь по круговой – надо только забирать чуть правее. Тут где-то и памятник Христу рядом, про который Ленка рассказывала в своих страшилках. Кажется, это ближе к западному забору.

А чего же я батюшку про тот случай не расспросил? Ведь это именно он вроде бы кровь на скульптуре заметил! Это вы, юноша, тормознули, однако. Надо думать, под впечатлением от рассказа про «око Люцифера».

Тропинка неожиданно уткнулась в тупичок – нагромождение тесаных камней и старинных могилок. Если нужно попасть дальше, то как вариант – путем протискивания между ржавой оградкой внушительного вида и мшистыми обелисками, на одном из которых даже надпись еще какая-то просматривалась.

«…прахъ… есмь…» – оно мне надо вчитываться?

Полез.

Куда же меня черти-то несут? О, пардон, нагрешил… в мыслях. Надо говорить… в смысле думать: «На все воля божья!»

Проникся?

Ага, так проникся, что спиной болезненно прошелся по острому каменному выступу. На редкость неприятные ощущения! А… не порвалась ли моя замечательная курточка? Показалось, будто хрумкнуло там что-то. Надеюсь, что только позвоночник…

Неожиданно справа из-за высокого куска гранита качнулась темная тень. Я мало того что вздрогнул, как конь, так еще и дернулся назад, приложившись повторно спиной об излюбленный угол.

Аж зашипел с досады!

Бомжара какой-то. Черт, напугал! Вот как здесь не чертыхаться?

Щуплый, чуть ниже меня. В тряпье каком-то. Особо умилял коричневый пиджак в мелкую зеленую полоску. Точнее, то, что когда-то было пиджаком. Это, наверное, из тех типов, кто «милостыньки» с могил собирает. Конфетки всякие с баранками, шкалики с хлебушком. Завсегдатай, так сказать. Хотя… для побирушки что-то больно нагловато смотрит. Неопределенного возраста, сморщенный, коричневый, к тому же до глаз заросший неопрятной щетиной полуседого окраса.