Виктор Сиголаев - Пятое колесо в телеге [litres]

А народ-то как обрадовался. И ведь зрелище того стоило!

Она бежала вприпрыжку, подняв руки и заливаясь счастливым беспричинным смехом. И она была прекрасна! Легкая и воздушная, словно мультяшная фея, и одновременно – реальная, живая. Сильные ноги с чуть подсушенной мускулатурой, впалый живот, упругая, слегка подрагивающая на бегу грудь с маленькими сосками – на загорелой коже их было почти не видно. На талии – чуть заметная татушка ромбиком: по этим временам самый новомодный писк. Растрепанные волосы на ветру метались так, что казались небольшим светлым облачком, зацепившимся в своем путешествии за тонкую коричневую тростинку.

За бешеную тростинку. Сумасбродную и неуправляемую.

А нет, не фея она. Ведьма скорее!

Южнокрымский вариант булгаковской Маргариты, вырвавшейся из застенков норм и приличий. Сколько радости и страсти в этом неукротимом создании, прыгающем босиком по рваному бетону уже в самом конце мола, там, где парапет закольцовывает площадку и значительно теряет в ширине: видимо, экономили строители на материалах. Никто ведь не предполагал, что на этом тонком гребне будет пританцовывать полуголая фурия, купаясь в восхищенно-негодующих взглядах случайной публики.

А меня аж подташнивало от ужаса. За нее, между прочим!

Это в сторону асфальта высота около шести метров, а к морю – все двенадцать! И внизу – жуткое нагромождение гигантских звезд-тетраэдров, скользких от морского мха и вечной сырости. Там – гибель, без вариантов. Просто увечьями при падении не отделаешься. Удар с такой высоты переломает кости, искорежит тело, да еще и загонит то, что осталось, в какую-нибудь безнадежную щель под вычурными блоками, где для кучи жертву еще и волной приголубит, добьет прибоем окончательно – чтобы не было даже иллюзий о каком-нибудь хеппи-энде.

Проклятое воображение!

И как после этаких фееричных картин прикажете наслаждаться нечаянным стриптизом? Я хмуро пересек тупиковую площадку, где у среза мола, куда я старался не смотреть, на опасной высоте продолжались «грязные танцы».

– Хватит, Ольга. Спускайся, – крикнул снизу, стараясь перекричать шум волн. – Мы в восхищении! Надеюсь… Королева тоже.

Она перестала танцевать, присела на корточки и вытянула шею, оценивая масштабы предстоящего спуска.

– Королева тоже в восхищении. Ладно, где спускаться?

Чертовски живописный ракурс для наблюдателя снизу. Она специально… выцеливает меня своими прелестями?

– Все! Достаточно. Я оценил. – Я попытался придать голосу грубости. – Отличное тело, бесстрашное поведение, полное начхательство на окружающих пигмеев. Браво!

– То-то же!

Ольга с видом победителя развернулась ко мне задом, присела и ногой стала нащупывать выемку в бетоне, на которую я указал чуть раньше.

– Да-да, правильно. Вставляй туда стопу, там хороший упор. Руками за арматуру держись. Вторую ногу чуть ниже. Смелее!

Инструктировал ее, а сам внимательно рассматривал татуировку на пояснице.

Похоже на банальную бабочку, только очень толстую.

– Правильно я лезу?

– Правильно. Можно уже ниже перехватывать. Да, справа уступ. Хватайся рукой. Не торопись, безбашенная Жрица. Грудь поцарапаешь!

– Бережешь? Так и надо. И… не учи бабушку кашлять.

Да это не бабочка! Это же… жук! С крыльями, как у птицы. И сидящий на каких-то вытянутых пластинах, похожих на наконечники копий. Одно вверх, другое вниз. Нижний кончик исчезает под резинкой бикини, а верхний упирается в шар, очерченный треугольником. И маленькие лучики у шара – Солнце?

А жук – не скарабей ли, часом?

Вновь скарабей?

– Одевайся, соблазнительница малолетних подростков. – Я кинул Ольге смятый сарафан. – Забыл тебя предупредить: тут ведь не нудистский пляж вообще-то.

– А тебе не понравилось? – Она вновь хищно улыбнулась знакомой уже мне улыбкой. – У меня что-то не так?

– Разве что с головой.

– В переводе на человеческий звучит как «ты особенная»!

Извиваясь, как пантера, она натягивала через голову сарафан. Даже это неуклюжее, казалось бы, движение у нее получалось эффектно!

– Послушай, особенная, – присел я на обломок плиты в углу площадки, – а что у тебя за татушка такая странная на талии? На жука-скарабея похоже.

– Странное слово «татушка». Не слышала. От «татуировки», наверное, пошло?

– Ну… да. Так у нас дети во дворе наколки называют, – соврал я, – не переводи тему.

– Жук, говоришь? А черт его знает, – легкомысленно отмахнулась Ольга. – Просто красиво. Тебе же нравится?

– Мне много чего нравится.

– У меня?

Вот что с ней поделаешь?

– У тебя все в порядке, даже и не волнуйся. Только к чему было это незапланированное представление идеальных женских форм? Нам ведь еще обратно по молу возвращаться. Мимо зрителей. Тебя же сейчас курятник на ковриках растерзает! А шпана с рыболовами в слюнях утопят.

Девушка целомудренно улыбнулась, приводя в порядок растрепавшиеся волосы:

– А это не для них. Это для тебя представление.

– Для меня? Но… зачем?

– Затем, что так выглядит свобода! «Благословенны сильные, ибо будут они вершить судьбу мира».

Снова-здорово!

«Благословенны сильные…» – а ведь эту «формулу» я уже где-то слышал.

Не помню…

– Ну, допустим. Будем считать, что я теперь знаю, как выглядит свобода. И?

Ольга закончила причесываться, спрятала в сумку расческу и серьезно посмотрела на меня.

– А ведь ты угадал, – мягко шагнула она ко мне, – это скарабей у меня на спине выколот. И знаешь, что он означает?

– Э-э… не совсем.

– Он означает Силу! – произнесла она еле слышно. – А также начало новых дел.

И еще один микроскопический шажок мне навстречу.

– К-каких дел?

– Важных! После которых обязательно должно наступить время… приятных… перемен…

И по шагу с каждым словом. Так, что дальше и двигаться было некуда.

Потому что дальше… оставался только я.

И я знал, ЧТО сейчас неминуемо должно случиться. Какие именно «приятные перемены» наступают на меня вместе с этим разгоряченным после бега телом.

В таких случаях мужчины всегда безошибочно угадывают, что именно может им обломиться, особенно за пару секунд до… искомого. Ибо последние мгновения перед «этим», собственно, этим «искомым» уже и являются – как дрожь земной коры перед извержением вулкана уже и есть начальная фаза катастрофы.

Как и уход вод с обреченного побережья за минуты до смертельного цунами.

Как… предвкушение счастья перед самим счастьем, которое на поверку бывает не таким уж и приятным, в отличие от самого предвкушения.

Как… вкус винограда на губах девушки. Вкус, который ты угадываешь за мгновение до поцелуя. Откуда это? Это ведь…

Тошка!

Я резко подался назад, и… морок пропал.