Виктор Сиголаев - Пятое колесо в телеге [litres]

С младых ногтей!

Но главное, что там, на Понтоне – чистейшая вода для оголтелых и шумных водных развлечений, и это практически в любую погоду. И глубина там около шести метров, что мы точнейшим образом определили по веревкам для краболовок. И по экстремальным погружениям на манер филиппинских ловцов жемчуга – в случаях, когда краболовки цеплялись за арматуру на дне. Не бросать же «снарягу» из-за таких пустяков! И крабы тут водились – рукой не ухватишь, и мидии обживали подводные лучи бетонных тетраэдров, надежно крошивших в пыль любую волну с моря.

Волнолом же!

Для этих целей, собственно, и строили здесь сие чудо – суровое, монументальное и жутко дорогое по современным меркам.

Ну и силен же был Союз!

– Ну как тебе? Впечатляет?

– Так себе.

– Не понял? – С меня аж пафос слетел, так задело за живое ее равнодушие. – А что не так?

– Мусор. Было бы красиво, если бы только не эта вездесущая грязь, – поморщила свой прекрасный нос Ольга, носившая, видимо, подпольную кличку «Я ваще така красивая». – Почему здесь бутылки никто не убирает?

– Свиньи потому что! – не стал я защищать местных туземцев и выбирать по этому поводу округлых выражений. – И те, кто гадит, свиньи, и те, кто надеется, что и так прокатит. Типа шторм будет – всю дрянь в море смоет.

– «Здесь и сейчас день наших вечных мук»!

– Ну… похоже на то. Это из Библии?

– Умный мальчик. Хочу наверх!

Это она о бетонном парапете, защищающем проезжую часть мола от брызг со стороны открытого моря.

– Прошу заметить, – скучным голосом проинформировал я, – эта «бетонка» только тут в начале такая широкая и низкая. А в конце мола она станет узкой и высокой. Все умные люди, как правило, поворачивают обратно, не доходя по ней ста метров до финиша. Мало радости красться по дорожке шириной в сорок сантиметров на шестиметровой высоте…

– Хочу!

Я почему-то даже и не сомневался. Но предупредить стоило.

– А я тогда тут внизу… прогуляюсь. Помогу тебе спуститься там, на кончике. В самом высоком месте на стене в углу есть секретные выбоины в бетоне – для спуска. Сверху не разглядишь, снизу надо показывать. Их как раз и выдолбили для таких сумасшедших, как ты.

– А со мной не хочешь?

– Увольте, мадам.

Совершенно не стесняюсь страха высоты.

Это при том, что на практике знаком с базовыми премудростями альпинизма и умею нырять ласточкой с любой высоты. Ну… с любой разумной высоты, разумеется. Личный рекорд – что-то около пятнадцати метров. Выше – можно лоб о воду отшибить, к чему мне эти риски?

– Боишься, маленький? – Ольга протянула мне сумочку и фотоаппарат, потом ловко ухватилась за бетонный срез и легко забросила тело наверх. – Жизнь есть величайшая милость, смерть – величайшая немилость. И посему надо прожить большую часть жизни ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС! Никогда ничего не бойся! И делай всегда то, чего хочется. А то пропустишь в жизни самое интересное!

– К примеру, вид твоих шлепанцев у меня перед носом, – проворчал я.

– Ты смешной ворчун! – Она широко зашагала вперед, чуть больше нужного покручивая бедрами. – Старичок-подросток. Снаружи прыщи, а внутри – седая борода.

Я покачал головой. Попадание не целясь. Навскидку! Хотя… где она прыщи увидела?

– А ты… черт в юбке!

– Спасибо! Ты зришь прямо в мой маленький и тщательно скрываемый корешок.

– Однако! Это как пошлость расценивать?

– Все претензии к Козьме Пруткову. Или кто там за ним прятался?

– Это типа проверка – знаю я литературу или нет? Тест на образованность?

– Фу, как скучно!

– Эй, наверху! У тебя юбку выше головы задувает, смотри под ноги… нескучная!

– Волнуешься, милый?

– Размечталась!

Бетонная полоса становилась все выше, и шум прибоя постепенно стал заглушать все наши пререкания. Я не без удовольствия наблюдал, как ветер яростно терзает сарафан на изящной фигурке. Леди Совершенство! Прекрасна в любой ситуации. И знает, мерзавка, об этом расчудесно. Потому и шагает себе вперед с демонстративным бесстрашием, да еще и пританцовывает вызывающе, когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть на сумасбродку. Исключительно для того, чтобы убедиться в ее наличии: не сдуло бы красоту такую!

Ох ты!

Споткнулась, сердешная.

Меня аж холодом обдало. Не улететь бы с перепугу… на пятнадцать минут в прошлое. Я забыл предупредить эту сумасшедшую: сверху парапета местами штыри ржавые торчат – арматура вскрылась из-за эрозии бетона. На скейте, скажем, точно не прокатиться. Да там местами и шлепанцы становятся опасными.

– Держи, – словно услышав меня, Ольга скинула вниз свои босоножки. – Как здесь чудесно! Здесь и сейчас… «Наш день наслаждения»!..

Опять «здесь и сейчас»! Опять… Библия?

Да что-то я сомневаться начал насчет первоисточника: уж больно вызывающе для Евангелия. Скорее похоже на бредни новомодных коучей начала предстоящего тысячелетия. Откуда у молодой девушки эпохи застоя в голове этот мусор из будущего?

Подпрыгивая на ходу, словно малолетка, она несколько раз крутанулась вокруг своей оси, не прерывая движения. Позерша! Не могу на это спокойно смотреть. Ведь убьется же, зараза! Отвечай потом…

Порыв ветра опять взметнул ей ситцевый подол чуть ли не до головы. А Ольга, хохоча, вдруг махом через голову содрала с себя сарафан и бросила в мою сторону.

– Лови! Ура!! Я сама себе повелитель!!!

Я с трудом поймал плывущую по воздуху розовую тряпицу и в изумлении вытаращился на свою неадекватную попутчицу.

Да что там я – весь мол вытаращился!

Я разве не сказал? Ну да, мы здесь были далеко не одни! Дедушки-рыбаки с гигантскими удочками, школьники-прогульщики, ныряющие с Понтона, томные старушки, загорающие на персональных ковриках, – все они уставились на шумную девицу, егозой вертящуюся на бетонном гребне.

Потому что весь пляжный ансамбль девицы состоял только из микроскопических трусиков-бикини ярко-красного цвета.

И все!

Сверху на ней вообще ничего не было.

Ну, кроме того, разумеется, чем Ольга была щедро одарена Природой. Что, собственно, большей частью и привлекало всеобщий интерес.

Школота на Понтоне дружно загудела и захлопала в ладоши. Рыбаки завертели своими удилищами, забыв, видимо, что рыба ждет их совершенно в другом направлении, громче прибоя зашипели старушки-курортницы, сменив лежачее положение на сосредоточенно-сидячее – видимо, чтобы удобнее было шипеть. Никто ведь даже и не думает их подозревать в том, что сидя… просто лучше видно. Чертовку эту!

А чертовке все было нипочем!

И, между прочим, судя по равномерному загару на груди и полному отсутствию на коже белых следов от бретелек и чашечек, топлес для Ольги был явно не в новинку. Как и эпатирующее поведение, судя по абсолютному отсутствию намеков на девичью застенчивость или какое-нибудь смущение.