Александр Михайловский - Народ Великого духа

Но, как оказалось, я поторопилась с решением. Амалур, Эцай, Орци и Антон собрались на совет и постановили сделать княгиню Сагари… управляющей над пленными римлянами, пока они не закончат свое искупление. Их старший центурион при этом назначается моим помощником и должен беспрекословно исполнять все мои указания. В мои обязанности входит, чтобы эти оглоеды были всегда чисто выкупаны, сыты, аккуратно одеты и не имели в одеждах и головах мерзких насекомых. Да уж, шутки богов, конечно, бывают смешны… но не всегда и не для всех. Но с их решениями не спорят… Не спорил Гай Юний Брут. Он лишь тяжело вздохнул, глядя на длинный нож [44], который теперь украшал мою баску [45]в знак того, что я теперь имею право отдавать приказы. Я тоже вздохнула, глядя на него, вспомнив при этом Тибалта. К чему это я… они же ни капельки не похожи, даже наоборот. Наверное, это минутная слабость и неосознанное желание устроить свою жизнь за широкой мужской спиной. Возможно, Гай Юний и не худший из римлян, а может быть, и самый лучший, – но он римлянин, и этим все сказано. Я буду суровой, хотя и справедливой госпожой, и пусть никто из римлян не надеется на снисхождение, если ему доведется согрешить. Да будет так.

А сегодня утром я смогла увидеться со своими дочерями, отданными на попечение госпожи Фэры. Они выглядели вполне довольными своей жизнью и такими же бойкими, как и взрослые люди народа Эцая. Конечно, они по мне скучали и были рады увидеть свою мать, но, поприветствовав меня, девочки сразу же наперебой стали рассказывать о том, как им хорошо в новой компании. Много детей, много новых друзей, много разных интересных игр, в которые они еще никогда не играли, а госпожа Фэра – klassnaya [46]тетка.

– А еще, – сказала Алэйа, – теперь мы ходим учиться в школу.

– Да, ходим, – подтвердила Оррига, – но только пока в подготовительную группу.

– Мы пока не можем говорить так же, как и все, – сказала Алэйа.

– Мы знаем слишком мало слов, – вздохнула Оррига, – а поэтому нам надо много учиться.

– Тебе, мамочка, – сказала Алэйа, – тоже надо ходить в школу, – тогда для того, чтобы что-то сказать тебе, не нужно будет звать человек, который знает слова.

– Когда мы выучим слова, – добавила Оррига, – мы будем учиться дальше, и станем знать все-все-все… Господин Петрович говорит, что знание – это великая сила.

Я была в ужасе. Учить наукам маленьких детей!? До такого мог додуматься только Эцай! Наверное, ему некуда девать свои знания, раз он разбрасывает их направо и налево. Но, несмотря на все свое возмущение, я ничего не могла сделать, потому что дала Эцаю слово жить по правилам его народа. А данное слово, – особенно слово, данное богу, – не так-то просто взять обратно. Собственно, это просто невозможно; и когда я клялась, я должна была догадаться, что все кончится этим и ум моих девочек будет насмерть отравлен знаниями.

Но не успела я понять, что мне в таком случае следует делать, как увидела, что в мою сторону, собран и деловит, в сопровождении госпожи Гвендаллион направляется тот, кого я так страшусь. Некоторые уже шушукаются за моей спиной и говорят, что наверняка я стану еще одной женой этого существа, уже собравшего под кров своей семьи таких замечательных женщин, как Аланна, Фэра и Гвендаллион. И это не говоря уже о ламии Лялла, способной любого мужчину заставить на носках ног побежать за ней куда угодно. Когда она, нагая, купается в ручье вместе с остальными, даже такой женщине как я трудно отвести от нее глаз. А ведь я тоже недурна собой… У меня белая кожа, черные, как крыло ворона, волосы, стройные ноги, не огрузневшие бедра и упругая, пышная грудь. Но все смотрят только на Ляллу; сама же она смотрит только на Эцая, и все его прочие жены тоже обращают свои взгляды только на него. Их всех тянет к нему, как ночных бабочек тянет на мерцающий огонек, а я его боюсь до дрожи в коленях… Никогда и ни за что я не стану его женой, как бы там ни сложились обстоятельства! И женой Отци тоже не стану, как и любого другого, кто живет сразу в двух мирах – материальном и магическом. И не надо меня убеждать, что все они простые смертные, – я же вижу, что это совсем не так. Я скорее выйду замуж за кого-нибудь из римлян, чем за сверхъестественное существо, какой бы облик оно ни обрело, потому что не хочу становиться ламией и терять свою человеческую сущность…

Но сейчас бежать от Эцая мне не было особого смысла, ведь он направлялся в мою сторону не для того, чтобы позвать меня замуж. Тогда бы он взял с собой ламию Ляллу или вообще она сама подошла ко мне вместе с госпожой Гвендаллион, ибо почетная обязанность сделать предложение новой кандидатке принадлежит как раз старшей жене. Было видно, что сейчас у Эцая ко мне какой-то совсем не личный разговор. Неужели что-то случилось с подопечными мне римлянами?

– Госпожа Сагари, – сказал Эцай, остановившись в нескольких шагах от меня, и я поняла эти слова без перевода, – у меня есть к вам очень важный разговор…

Выслушав сначала слова господина этих мест, а потом и их перевод, я снова была шокирована. Мало ему было наших детей, на которых он уже наложил свои лапы. Эцай теперь хочет заграбастать в свои сети еще и взрослых! Потом, вспомнив свою клятву, а также слова дочерей о том, как это неудобно – разговаривать либо через кельтского, либо через латинского переводчика, – я немного успокоилась. Если зуд Эцая по передаче знаний ограничится только обучением священному языку, то, пожалуй, мы сможем это выдержать. Действительно, говорить через переводчика неудобно, общаться без посредников было бы гораздо приятнее.

12 сентября 2-го года Миссии. Среда. Полдень. Окрестности Большого Дома.

К середине сентября ощутимо похолодало. Листья на березах начали желтеть, а поверхность луж к утру покрывается ледком. На утреннюю зарядку народ теперь выходит не позевывая и потягиваясь, а бодренько подпрыгивая, лишь бы только согреться. Раз-два, раз-два. При этом так же бодренько за ручьем Дальним поднимаются над кирпичным цоколем деревянные каркасы большой бани [47]и казармы легионеров, внутри которых уже явственно обрисовываются массивные очертания печей. Сразу за промзоной в том же темпе строится так называемый аквитанский дом. Работают на стройках все вперемешку. Римляне в основном являют собой подсобную рабочую силу, аквитаны со своими ослами и повозками составляют транспортный цех, аквитанки по команде своей княгини кормят и своих мужчин, и бывших легионеров, а непосредственно на постройке сооружений трудятся прошлогодние бригады кирпичеукладчиц – лани и полуафрикани. Юные девицы в кожаных фартуках и рукавицах шустро и умело ряд за рядом укладывают кирпичи в ячейки деревянного каркаса, так что легионерам остается только подносить стройматериалы да раскрывать рты от удивления, как быстро растут стены их нового жилья.