Роман Злотников - Ярость обреченных [litres]

Ну как же…

– Живьем! – успеваю выкрикнуть команду, одновременно вскидывая самопал.

Гулкий хлопок выстрела – и жеребец под ведущим всадником кувырком валится на землю, сбив ногу позади идущим, однако заурец каким-то чудом умудряется выпрыгнуть из седла до сокрушительного падения.

В следующие пару минут обоих всадников выдернули из седел ловко наброшенными арканами. Спрыгнувший же лишь начал шевелиться. Мое внимание привлекает его одежда, скорее, даже некое подобие формы – его товарищи облачены в пестрые звериные шкуры, а на этом всего лишь синие шаровары, подпоясанные белым кушаком, да что-то вроде синей длиннополой рубахи.

– Этот воин! Он командир отряда врага! Он дрался с полковником и подло ссадил его, убил коня! – указывая на заурца, обличает его страж, рассказавший мне про отца.

Бросив короткий взгляд на начавшего приходить в себя родителя, я разворачиваюсь лицом к врагу, одновременно потянув саблю из ножен. Дикая, звериная ярость заполняет сознание, из гортани вырывается скорее рык, чем человеческая речь:

– Он мой!..

Алпаслан, сотник дели

Тяжело поднимаюсь с земли, одновременно нашаривая в высокой траве выпавший при падении кылыч. Взгляд еще туманится от удара оземь и захватывающей разум лютой ненависти. Уже понятно – это конец, переданная в мое подчинение сотня погибла, а вместо блистательного продвижения по службе я добился лишь бесславного конца в безымянной степи. Впрочем, как же – ведь это моя Родина. Как символично обрести конец на родной земле в качестве ее врага…

Последняя мысль неприятно резанула сознание. Глухая, черная злость на самого себя и склабинов, да лютая, изматывающая душу обида разом подчиняют и сердце и разум, вытеснив из них прочие мысли и чувства. Пальцы до боли сжимают рукоять клинка…

Каждое мгновение я жду смерть от пули или стрелы, жду, как добрый десяток склабинов навалятся и посекут меня саблями. Но вместо этого над степью, усеянной трупами, повисает какая-то давящая тишина, прерываемая лишь стонами да всхлипами раненых.

В голове промелькнула трусливая мысль о сдаче в плен и сохранении жизни, но я тут же прогнал ее. Ени чиры Алпаслан не запятнает свою воинскую честь несмываемым позором и не станет цепляться за жизнь, когда доверившиеся ему люди приняли смерть из-за его ошибки!

Ко мне направляется высокий – с меня ростом – крепкий воин, уверенно сжимающий в руке практически такой же, как у меня, кылыч с расширенной елманью. Его лицо горит гневом, он что-то говорит, но я не могу разобрать слов.

Вот он, шанс достойно умереть! Я буду не я, если это не командир подоспевших склабинов!

Вспомнив павшего великого князя, тяжело опираюсь на саблю, изображая обессиленного схваткой и падением воина. Что же, склабин, посмотрим, каков ты – купишься или нет?

Но противник не спешит слепо бросаться вперед, он подходит уверенно, не спеша – словно неотвратимо накатывающая смерть. Кажется, что вот-вот остановится – на предельной для моей атаки дистанции…

И тогда я бью – сбросив маску беспомощности.

Кылыч сверкающей молнией описывает широкую дугу, встретив сталь вражеского клинка у самой головы склабина. Прыжок вперед – и вновь сокрушительный, рубящий, теперь справа, удар, и вновь блок. Рывком наваливаюсь на скрещенные клинки, чуть потеснив врага, и, высвободив кылыч, стремительно рублю по горизонтали. Противник принимает атаку на плоскость опущенной вниз сабли, доворачивает, одновременно прихватив мою кисть – и тут же я лечу вниз, сбитый резкой подсечкой…

Аджей Корг, князь Рогоры, командующий арьергардом

Рублю сверху вниз – но лезвие сабли лишь вспарывает землю, где мгновение назад лежал заурец. Противник проворно откатывается и тут же гибким прыжком вскакивает на ноги. Ловок…

Рывок вперед с атакой по горизонтали, блок – и тут же рублю снизу вверх, поднимая ударом клинок врага. Доворот кисти – и сабля по диагонали обрушивается сверху на раскрытого заурца, но последний каким-то чудом успевает среагировать, присев на колени и закрывшись скользящим блоком. Мгновение – и он вновь на прямых ногах, а кылыч, описав дугу, летит мне в голову.

Алпаслан, сотник дели

Противник вскидывает левую руку, принимая удар на стальной наруч, тяжелый клинок пробивает его, погрузившись лезвием в плоть, но склабин тут же с силой рубит под острым углом в нижнюю треть кылыча. Удар, пришедший на плоскость клинка, вырывает его из кисти.

В следующую секунду, отчаянным прыжком бросив тело вперед, я врезаюсь плечом в живот противника, прихватив того под колени. Склабин ожидаемо опрокидывается вместе со мной – но я оказываюсь сверху. В одно мгновение ножны покидает кривой бебут и заносится для удара сверху…

– Аджей!!!

Барон Владуш Руга, полковник стражи

С трудом поднявшись с земли, я доковылял до места схватки, опираясь на подставленное плечо незнакомого стража. И лишь встав перед невидимой линией, незримо очерчивающей место поединка, смог выпрямиться, ловя каждое мгновение бешеной пляски клинков. Сердце невольно наполняется отцовской гордостью за воинское искусство сына, и тут же его схватывает при виде раны. В следующее мгновение отпускает – Аджей ловко обезоружил противника, а через секунду оно и вовсе замирает при виде занесенного над сыном кинжала:

– Аджей!!!

Заурец замирает, словно парализованный моим криком, и сын обрушивает тяжелый удар рукояти сабли на челюсть врага, опрокинув его на землю. Рывком встав, он заносит клинок для добивающего удара.

– Аджей, стой!!!

Еще не веря в пронзительную, жуткую догадку, я с трудом ковыляю вперед.

– Погоди, сын, не спеши. Эй, заурец!

Командир дели ошалело крутит головой, пытаясь прийти в себя после тяжелого удара.

– Ты ведь понимаешь мою речь, верно?

Лежащий на земле мужчина с презрением поднимает на меня глаза – такие знакомые, ярко-зеленые глаза…

Алпаслан, сотник дели

Все кончено, я проиграл – и утратил возможность уйти достойно, с честью. А все треклятый старик со своим криком – жаль, что не успел добить его… Вот он, снова обращается ко мне, что-то спрашивает, видать, хочет допросить, решил сохранить языка! Да сейчас, как же! Я никогда…

– Злата.

Мысль обрывается, так и не достигнув логического конца. А между тем старый вояка присаживается на корточки рядом со мной и, внимательно глядя мне в лицо, продолжает:

– Среднего роста. Золотые волосы. Ярко-зеленые глаза, чуть раскосые, как и у тебя. Овал лица… в султанате таких женщин зовут луноликими… Твоя мать выглядит так?

С трудом разлепив губы, я еле вымолвил непослушным языком:

– Выглядела.