Александр Михайловский - Севастопольский блиц

– Этот человек, – сказала она, указывая императору на карточку Артанского князя, – умен, решителен и неудержим в своих порывах. Если он чего-то решит, то обязательно добьется своего. А еще на его челе есть нечто сродни печати одержимости – но, можно сказать, прямо противоположного толка. Он никогда не будет творить зло и, применяя силу, не перейдет ту грань, которая отделяет войну от изуверства…

– А еще, – с легкой усмешкой произнес граф Орлов, – этот самый артанский князь поразительно безграмотен. Его письмо мало что написано не по-французски, а по-русски, так еще и с ужасными грамматическими ошибками…

– Не обращайте внимания, Алексей Федорович, – махнул рукой император, – его ошибки – это не ошибки, а всего лишь реформа, упрощающая правописание, случившаяся в его мире. А еще там считается нонсенсом, когда один русский человек пишет другому русскому человеку письмо на французском, или, предположим, английском языке… И вообще – не в этом суть вопроса, многие великие монархи прошлого не умели читать и писать и вместо подписи ставили под своими указами королевский сигнум. Вопрос заключается в том, идти ли Нам на союз, предложенный Артанским Великим князем, и что делать в том случае, если вы посоветуете отвергнуть это предложение?

– Вы неправильно ставите вопрос, Ваше Императорское Величество, – покачал головой граф Орлов, – если за этим Серегиным действительно стоит сам Бог-отец, как заявляет этот человек, то последствия отказа могут быть непредсказуемыми. Да и что мы потеряем, согласившись хотя бы на предварительные переговоры?

– Я опасаюсь, – со вздохом сказал император, – что этот Серегин самозванец и талантливый магнетизёр: заморочил голову князю Васильчикову и заморочит нам с вами. Никакой армии у него нет, все это блеф; а Севастополе сейчас все как обычно, и никто ни сном не духом не слыхивал ни о каком Артанском князе…

– Ваше Императорское Величество, – пожал плечами граф Орлов, – магнетизер может заморочить головы людям, но он не в состоянии обмануть целые страны. В европейских газетах уже вовсю обсуждают то внезапное поражение, которые англо-французские войска потерпели от русских варваров, которые зашли с тыла и, заняв господствующую возвышенность, забросали европейцев ужасающими бомбами…

– Ну хорошо, Алексей Федорович, – сказал император, – допустим, этот Серегин не самозванец и дела действительно обстоят так, как он пишет. Он и в самом деле посланец нашего Господа, и в то же время Великий князь Артании, званый на княжение по тем же правилам, по каким новгородцы призвали Рюрика. Что делать в таком случае? В его письме нет ни единого слова, на каких условиях и на какой срок будет заключен это союз, каковы будут права и обязанности – как Наши, так и его.

– В таком случае, – сказал граф Орлов, – нам следует каким-либо образом дать знать этому человеку том, что мы согласны на переговоры. Но только вот делать это надо не посылая гонца в Крым. Думаю, что среди вещей, что были присланы с этим пакетом, найдется какая-то вещичка, какой-то амулет, который позволит нам связаться с господином Серегиным…

– В пакете, – быстро сказал император, – не было ничего, кроме рапорта князя Васильчикова, письма господина Серегина и дагерротипий…

Великая княгиня Елена Павловна и граф Орлов переглянулись и кивнули друг другу.

– Одна из этих дагерротипий, – кивнув в сторону разложенных на столе фотографий, произнесла Великая княгиня, – и должна быть этим амулетом. Но я не могу сказать, какая именно и как пустить ее в дело…

– Мадам, – приосанился граф Орлов, – позвольте блеснуть мужской логикой. Амулетом должна быть дагерротипия, на которой господин Серегин изображен в гордом одиночестве, без всяких прочих лиц – например, вот эта…

Граф взял со стола карточку с фотографией и принялся вертеть ее в пальцах, будто надеясь отыскать с обратной стороны некие каббалистические знаки. Но все было напрасно. Изображение оставалось неподвижным и безмолвным.

– В противном случае, – добавил он, – мы бы не знали, к кому имеем честь обращаться. Если я прав, то его портрет должен с нами заговорить. Но как же, черт возьми, оно работает…

– Дайте мне, Алексей Федорович, – сказала Елена Павловна, – вы действуете так, как будто пытаетесь вскрыть шкатулку с секретом. Мне кажется, что тут надобно действовать тоньше…

Взяв из рук графа Орлова карточку Великого князя Артании, она с задумчивым видом провела по ней пальцем. Губы на ожившем портрете сложились в ироничную усмешку.

– Поздравляю, Ваше Императорское Высочество, – сказал портрет, – вы выиграли приз за сообразительность. Теперь у вас есть право на исполнение одного желания; только смотрите не продешевите, потому что для меня и моих друзей возможно все, кроме оживления мертвых. Вторая молодость, красота, железное здоровье и прочие возможности, которые по-настоящему не купишь ни за какие деньги.

– А вы нахал, господин Серегин, – одними губами улыбнулась Елена Павловна, – знаете, чем можно купить бедную женщину, каждое утро с тоской вглядывающуюся в свое отражение и находящую в нем все новые и новые признаки увядания… Да только я не продаюсь…

– А я и не покупаю, – хмыкнул в ответ Серегин, – я подношу дары, или, как в вашем случае, призы, и не требую ничего взамен, потому что, если исходить из основ вашей натуры, вы и так будете делать все возможное в интересах России. Соединять интеллект с властью, развивать науки и искусства, давать стоящему сейчас за вашей спиной государю императору Александру Николаевичу умные и честные советы…

– Кхм, – прокашлялся упомянутый Александр Николаевич, – господин Серегин, а почему вы отказываетесь воскрешать мертвых, неужели для такого сильного колдуна, как вы, это так сложно?

– Ваше императорское величество, – с легкой издевкой процедил сквозь зубы Серегин, – я не колдун, и даже не маг, а благословленный на этот подвиг самим Создателем бог священной русской оборонительной войны, или, если переходить на христианскую терминологию – младший архангел, исполняющий обязанности архангела Михаила, который давно уже не ступал по грешным мирам. Я – карающий бич в деснице Господней, и если для кое-кого мои удары направлены на вразумление, то иных прочих я бью насмерть, чтобы не было их больше никогда. Господь наш слишком добр, и для избавления от всякой дряни нуждается в таких помощниках как я. Не совершайте больше таких ошибок, а то мы с Отцом всерьез усомнимся в ваших умственных способностях. Я-то ничего, человек привычный, по земле хожу; а Отец наш Небесный, он же Создатель, может очень сильно осерчать…

В этот момент где-то вдалеке прозвучал чуть слышный раскат грома.