Александр Некрасов - Вперед, русичи! [litres]

– Не за что.

– Понимаете, народ здесь у вас добрый, радушный, практичный, – продолжил разговор незнакомец, – но к науке равнодушный. За чудака меня принимают, подсмеиваются. А здесь, – глаза его восхищенно заблестели, – на этой земле, на каждому шагу – открытие. Еще великий наш россиянин Михайло Васильевич Ломоносов говаривал, что российские богатства Сибирью прирастать будут. Слыхали о таком, юноша?

– О Ломоносове-то? Конечно, – даже несколько обиженно ответил Павел.

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнув, заметил тот. – А то народ здесь в основном малограмотен. Столько богатств, а использовать их еще не научились. Впрочем, что это я разговорился, – о чем-то спохватившись, засуетился он, – позвольте представиться, член Российского географического общества Белокрылов Владимир Никандрович. С кем имею честь?

– А я Павел. Щербачев Павел, – ответил он, пожимая протянутую руку нового знакомого.

– Очень приятно, – закончил процедуру знакомства Белокрылов, но руку парня не выпустил. Он, не скрывая удивления, рассматривал самого Павла и его наряд, на который до знакомства даже не обратил внимания.

– Вы, кажется, не местный? – наконец сказал он.

– С Волги, – буркнул Пашка в ответ.

– Ой, простите, – спохватился Владимир Никандрович, соскакивая с телеги, – какой-то я сегодня рассеянный, занял ваше место да беседы веду.

И они зашагали рядом.

– Каким же ветром, извините за любопытство, вас сюда занесло?

– По делам, родственники тут недалеко должны быть, в Сростках, – приплел Павел, как обычно уже стараясь избежать дальнейших расспросов, тут же добавил: – А я думал, вы всегда такой рассеянный, вы мне даже Жака Паганеля напомнили.

– Так вы и романы Жюля Верна читали? – удивился Белокрылов. – Похвально, очень похвально. Ничто так не красит юношу, как жажда познания. Вы мне не позволите поближе ознакомиться с украшениями вашего платья? Очень уж необычны они на первый взгляд. – И он, продолжая идти, внимательно посмотрел на Павла.

Тот поначалу даже не понял, о чем идет речь. Сообразив, что географа заинтересовали металлические побрякушки его костюма, он с улыбкой снял с себя куртку и протянул попутчику. Тот радостно схватил ее и сразу что-то стал бубнить про себя, рассматривая пуговицы и нашивки. Окружающий мир перестал для него существовать. А Павел с удовольствием подставил обнаженный торс под жаркие лучи яркого полуденного солнца. Позагорать было не грех, тем более, как он слышал раньше, сибирский загар самый стойкий. Некоторое время они шли молча.

– Огромное вам спасибо, – сказал Белокрылов, накидывая ему куртку на плечи. – А с солнцем здешним не шутите. Не ровен час, обгорите, очень болезненное и неприятное состояние. А насчет украшений ваших у меня возникло несколько вопросов. Не возражаете?

Павлу ничего не оставалось, как согласно кивнуть.

– Насчет практической их полезности у меня есть ряд сомнений. Но это, как говорится, дело вкуса. Но вот сама работа вызывает удивление. Сделано порой непрочно, но очень уж тонко, с вязью, с какими-то знаками, – он говорил, как бы рассуждая сам с собой, – и на кустарные изделия мало похожи. А о производстве таковом я и не слыхивал. Да и металл на некоторых изделиях довольно странен. Не будете ли вы столь любезны, чтобы просветить меня относительно этих неясностей. – Он с ожиданием посмотрел на Павла.

– Я бы объяснил, – не зная, как вывернуться из этого положения, но не собираясь рассказывать правду, замялся тот, – только сам ничего толком не знаю. Костюм этот брат мне из Москвы привез, а кто изготавливал, я не знаю.

– Из Москвы, говорите? Странно, странно, – задумчиво проговорил Белокрылов, идя рядом.

А Павел подошел поближе к телеге и украдкой получше прикрыл магнитофон, который попутчик, к счастью, еще не заметил. Иначе новых вопросов, на которые не дашь вразумительного ответа, было бы не избежать.

– Поистине, это край чудес, – вдруг проговорил Владимир Никандрович, – и этот ваш костюм, без сомнения, еще одна чудесная находка.

Павел усмехнулся, представив, с каким бы удовольствием географ снял с него штаны и куртку и присоединил бы их к своим гербариям.

– Не улыбайтесь, не улыбайтесь. – Белокрылов, видимо, заметил усмешку на его лице. – Чем больше я путешествую по Сибири, тем больше неожиданностей. Причем многие из них действительно граничат с чудом. Некоторые находки – это просто переворот в науке. И если по вашим украшениям я не специалист, ничего определенного утверждать не могу, то вот это, – он похлопал по сумке, лежавшей на телеге, – настоящая сенсация. И если бы не видел своими глазами, никогда бы не поверил. Боюсь, и коллег в Петербурге будет трудно убедить, несмотря на все доказательства.

– А что вы такое нашли? – не удержавшись, поинтересовался Павел.

Белокрылов сначала лишь махнул рукой, а потом, вдруг повернувшись к пареньку, громко и возбужденно заметил:

– Вам я покажу, вы человек образованный, другие лишь смеются.

Заметно было, что ему очень хотелось поделиться с кем-то своим открытием, но, видимо, человека, желающего его выслушать, не находилось.

И Павел-то был для ученого не лучшим собеседником. Вряд ли он смог бы оценить все величие находок, но Белокрылов не мог больше все держать в себе. До коллег в Петербурге было еще очень далеко, и он решительно раскрыл свою сумку.

– Вы только поглядите, это же невероятно! Я только вчера добрался до города, чтобы успеть к каравану, не сумел детально осмотреть окрестности. Придется вернуться. Обязательно. Вы только поглядите! – достал он из сумки какую-то склянку, в которой плавали в растворе несколько листочков растений, и победно поглядел на Павла. – Это вам даже не гербарий. Все они, – он показал на банку, – почти свежесорванные. Мне бы их такими и на общество представить. Пусть тогда поспорят. – Вообразите себе, – возбужденно продолжал Белокрылов, бережно поставив банку на место и неуклюже размахивая руками. – Все это я нашел недалеко от города, в одном месте, недалеко от потухшего костра. Но ведь кто-то же их сорвал? Причем сорвал не позднее, чем за сутки до того, как я их нашел. Значит, где-то поблизости есть места с абсолютно другим микроклиматом. Ведь растения-то тропические!

Тут только до Павла дошло, что в склянке плавали выброшенные им веточки и листочки, от которых он сам избавился. А Владимир Никандрович продолжал рассказывать, то почти крича, то переходя на громкий шепот.

– И это еще не все, молодой человек. Одними растениями дело не обошлось. Вчера в дом, где я остановился, вечером вернулся хозяин. С собой он принес шкуру, купленную у какого-то охотника. И представьте себе, это была шкура ягуара! Откуда она здесь могла взяться? – Вдруг лицо его помрачнело. – Невежество. Дикость. Как я уговаривал пожертвовать этой шкурой для науки! Это же такое доказательство! Куда там, он лишь посмеивался. Даже охотника, у которого он купил эту диковину, назвать отказался. И вы знаете, – зашептал Белокрылов, – шкуру-то он с собой взял, явно торговать собрался. Но я уж все силы приложу, чтобы заполучить этот образец. Иного мне наука не простит, – торжественно закончил он.