Александр Некрасов - Вперед, русичи! [litres]

– Сначала все хорошо было, и матери легче, да и братьям отец нужен был, они сразу к нему привязались, – по-взрослому, рассудительно рассказывала она. – Только запойный он оказался. Полгода прошло, загулял. Будь оно проклято, вино это. Месяц, почитай, пил, маму обижал, нам не раз в стайке ночевать приходилось. Протрезвился, с мужиками на заработки куда-то отправился. Все лето не было. А вернулся, подарков понавез, гостинцев. И назавтра же снова загулял…

Дверь отворилась, и в комнату вошла хозяйка. Она молча подсела к девочке, а та, всхлипнув, обняла ее и, приклонившись головой на ее плечо, продолжила:

– Снова пил, пока все не пропил. А потом опять на заработки. Долго плакала мама, не зная, что и делать. Тут как-то семья у нас на ночлег остановилась. Переезжали они из России в Сибирь, подальше. Рассказывали, что есть там такая страна – Беловодье, где люди все живут раздольно и счастливо, ну мама и решила с ними счастье попытать. Дорога нелегкая, потому одна и поехала с семьей этой. Говорила, доедем до страны этой, обустроюсь, вернусь за вами. Плакала очень. Братьев к сестре своей отправила, а меня под присмотром соседей дома оставила. По хозяйству управляться. К лету обещала вернуться. А тут вскорости отчим с заработков воротился. Как узнал, что мать уехала, загулял и пуще прежнего лютовать начал. Так я совсем к соседям переселилась. Гулял отчим, гулял, да в угаре, видно, и дом спалил ночью, и сам в нем сгорел.

Лето прошло, другое, а от мамы никакой весточки не было. Я все к разговорам прислушивалась, и про страну-то Беловодье не раз после от пришлых людей слышала. В деревне как-то сразу две семьи в Сибирь засобирались. С ними и я напросилась. Соседи хоть и отговаривали, да больно мне хотелось маму найти.

Только до Сибири мы не доехали. Заболела я, оставили меня в одном селе у добрых людей. Выходили меня, и дальше я сама добираться стала. То с одними, то с другими. Так все дальше и дальше уходила от своего Урала. Но ни разу ничего о маме не услышала.

Зиму перезимовала у одной старушки, по хозяйству ей помогала, а чуть снег стаял, дальше в дорогу собралась. Всяких людей довелось встречать. А тут и вовсе недобрые попались. Подвезти взялись, и я обрадовалась, а в дороге приставать начали… – Она смущенно потупилась, замолчала ненадолго, но потом продолжила рассказ: – Уже и не чаяла, как вырваться от них. А тут и случай подвернулся. Вечером как-то напились они, я налегке и убежала.

Так и шла по дороге, пока меня дядя Осип не подобрал да домой к себе не привез. Поначалу я недолго хотела тут пробыть, дальше идти. А куда идти-то? Может, это и есть Беловодье. Катунь-то вон какая седая. А мама, наверное, не дошла. В дороге я про всякие случаи наслушалась. Жива была бы, обязательно весточку подала. – Закончив этими словами рассказ, Даша, уже не сдерживаясь, заплакала.

И тут только Павел увидел, что плачет не она одна. У молчаливо сидевшей до этого приемной матери девушки по щекам тоже катились слезы.

– Горюшко ты мое, – ласково проговорила она, прижимая Дашу к своей груди, – и чего ты таилась, чего молчала до сих пор. Мы и про маму твою выспросим. А коли уж так Богу было угодно и нет ее среди живых, мы и братьев твоих к себе заберем. Перезимуем, Осип и съездит. Никто вас здесь не обидит. Пусть и мама за вас спокойна будет, она ведь жива или не жива, все равно за вас молит. Пусть душа ее будет спокойной.

Долго они сидели в темноте комнаты, всхлипывая и не разжимая объятий. А он смотрел на них и радовался, что невольно стал свидетелем хорошего конца еще одной истории. Страница еще одной судьбы открылась перед ним…

Проснулся он от добродушного ворчания Амельяна.

– То с вечера готов убежать, – сказал тот, заходя в комнату, – то утром не поднимешь. Караван-то уж отправляется. С нами пойдешь аль вертаться надумал?

Павел сразу вскочил и начал одеваться. На улице было еще темно.

– Нет, я уж останусь, до города добираться буду.

– Что ж, дело хозяйское. Пойдем, хоть поклажу твою выгрузим. А может, сюда, к Осипу, машину эту привезем? Я тут поспрашивал, завтра только обоз до города будет. – И он выжидательно посмотрел на Павла.

– Там где-нибудь пристроим, – стараясь не глядеть в глаза охотнику, ответил он, – чего туда-сюда таскать.

И тут он только вспомнил, что вечером даже магнитофон с собой не взял, оставив его на телеге. К его радости, все оказалось на месте в целости и сохранности. Караван пока не отправился, но работа по его снаряжению кипела вовсю. Они с Амельяном сняли кресло и отнесли в дальний угол загона.

Павел не решился тут же включить машину и переноситься в другой век. Слишком много народу было, и ни к чему было смущать их умы ненужными театральными эффектами. Понравились ему эти добрые, немногословные, трудолюбивые люди. И он решил проводить караван, чтобы исчезнуть незаметно.

Мужики собирались споро. Не прошло и получаса, и караван запылил по сельской дороге в сторону все еще далеких гор.

– А может быть, давай с нами, – вновь предложил Амельян, пожимая ему на прощание руку.

Отвечая на рукопожатие, Павел лишь улыбнулся и отрицательно покачал головой. Через несколько минут только оседающая в рассветном воздухе пыль на дороге напоминала об ушедшем караване. Село начинало просыпаться.

«Самое время», – подумал он и пошел к машине времени. Привычно устроившись на сиденье, он настроил рычаги на 1980 год, положил магнитофон на колени и решительно нажал кнопку.

Через секунду, открыв глаза, снова зажмурился. Вместо утренних сумерек девятнадцатого века двадцатый встретил его ярким полуденным солнцем. Вновь открыв глаза, он увидел, что находится в каком-то дворе, в окружении многоэтажных домов. Место это показалось ему знакомым, но, не успев до конца осознать, куда его занесло на этот раз, он увидел…

Он увидел, как в противоположном углу двора, в один из подъездов дома, вытащив из коляски какого-то ребенка, заходит Даша! Его Даша!

Последние деньки выдались для бабы Нади хлопотными.

Только-только пристроила к делу Митрия, как совсем захандрил Вадька. Время шло, Пашка с Дашей не появлялись, а ежедневные дежурства на берегу ему окончательно надоели. И хотя он не жаловался, она видела, что ничего в этом веке его уже не радует. Поэтому, как только наступило очередное утро, она решила изменить привычный распорядок.

– Сегодня я тебя на берег не пущу, – твердо заявила она, когда Вадька приканчивал завтрак, – а то вернутся ребята, ты сразу убежишь в свой век, а про наш и вспоминать будет нечего. Билет я тебе купила, экскурсионный, – пояснила она, – хоть по Волге на теплоходе прокатишься, красоты наши посмотришь. Да потом в кино сходи, хоть оно и доисторическое для тебя, ну так еще интереснее должно быть. Пообедаешь в кафе. И чтобы до вечера дома не появлялся. Ясно?