Сергей Курган - Песок вечности

– Да. Это было перед новолунием, и луна была видна в виде узкого серпа, обращенного выпуклостью влево.

– Да, но луны вообще не было поначалу. Она вылезла потом.

– Да, крайне некстати. Она вышла в просвет между облаками. Но луна была на небе и до этого – просто ее не было видно. Из-за туч.

– Понятно: была гроза, дождь.

– Верно, сплошная облачность. Это уж потом распогодилось. Кстати, рыцари в ту ночь еще не готовились наутро штурмовать, и поэтому…

– Поэтому они еще не сосредоточились на отдельных направлениях, – перебил Макс, – и были везде, по всей окружности! Понятно.

Аня выразительно посмотрела на Макса.

– Извините, что перебил вас, – сказал тот Сержу, – но просто теперь все стало на свои места. И рыцари нас после той стычки уже не преследовали. Помнишь, Анюша, я сказал: «От кого бежать? Преследователи исчезли». А мы просто переехали в другие сутки.

– Да, верно. Вы сбежали от них во времени.

– То есть для тех рыцарей мы просто исчезли, так?

– Да, Аня.

– И когда мы сидели в зарослях возле ручья, луна пропала, потому что вы нас перекинули в 16 марта, правильно?

– Совершенно верно, Макс.

– Но тогда, наверное, и то, что я почувствовала.

– Да-да, Аня, это очень интересно! Вы что-то ощутили. Что именно?

– Дурноту и головокружение. И еще тепловую волну.

– Тепловую волну? Это как?

– Как будто я открыла хорошо нагревшуюся духовку, и на меня пыхнуло жаром из нее.

– Понятно. Что-то в этом роде и предполагал кое-кто из моих экспертов.

– Эти ощущения связаны с перемещениями во времени?

– Да, по всей вероятности.

– А почему сигнал был слабым? – задала наконец Аня вопрос, который не давал ей покоя. – Его что-то экранировало?

Серж в задумчивости откинулся в своем «президентском» кресле и вновь достал игрушку, золотую зажигалку. «Должно быть, это потому, – подумала Аня, – что он обязательно должен крутить что-нибудь в руках. Вилочку, зажигалку – все равно что».

– Этот вопрос, Аня, – произнес наконец Серж, – и меня занимает. Точного ответа на него пока нет, но я думаю… – Он сделал паузу. – Да, нечто экранировало сигнал. И я предполагаю, что это нечто есть не что иное, как то духовное поле, которое создавали молящиеся катары. Ведь, судя по расчету времени, мы потеряли вас именно тогда, когда вы пришли в грот Ломбрив. Ваш сигнал был слабым, а наш поисковый сигнал вообще не смог найти вас. Видимо, не сумел пробиться.

– Духовное поле? – удивился Макс. – По-моему, в физике такого нет.

– Вы хотите сказать, в учебниках физики этого нет, так?

– Нет, ну вообще…

– Макс, вы взрослый человек. Полагаю, вы понимаете, что то, что есть в учебниках, в научных трудах, книгах, Интернете не равно тому, что есть в мире. Не так ли?

– В принципе, понимаю. Но это какая-то странная физика получается.

– Странной она кажется вам, потому что термины непривычны. Такой термин, как «духовное», в привычной вам физике не употребляется, это верно. Но термины условны. Нет проблем: если хотите, можно использовать другие, более привычные вам термины. Например, «энергоинформационное поле». Так годится?

– Ну, это более-менее.

– Вот именно – более-менее. Любые слова – это всего лишь слова, в том числе и термины. Как ни называй, а это есть.

– То есть, – сказала Аня, – это духовное поле катаров, оно настолько сильное, что может экранировать сигналы?

– Да, оно сильное. Потому что катары обладали одним важным свойством – они искренне верили.

– Но вы же говорили…

– Да, – перебил Серж, – я говорил, что их концепция была ложной. Но они в нее верили.

– Значит, вера – это сама по себе сила, так? Вне зависимости от того, во что верят?

– Увы, это так. Именно поэтому верой можно как созидать, так и уничтожать. Да, вера творит чудеса. Порой жестокие чудеса.

– Вы считаете, что случай катаров – это негатив, да? Что они творили зло?

Серж вздохнул.

– Я знал, – сказал он, – знал, что, скорее всего, не удастся избежать этого разговора. Что вы зададите вопросы, Аня, и захотите понять. Такой уж вы человек.

Аня молча ждала. Она видела, что Серж не в восторге от затронутой темы, но для нее это было важно.

– Ладно! – Серж махнул рукой, его часы сверкнули неповторимым алмазным блеском. – Творили ли они зло? Все не так просто, Аня. Субъективно они не творили зло, напротив, они искали добра. Их натура стремилась к свету, к чистоте. Но главное, чего они искали, – это другое.

– Что же это?

– Любовь.

Видя, как оба его молодых собеседника смотрят на него с сомнением, Серж повторил:

– Да, любовь. Это и есть то главное, чего они хотели и к чему стремились. Но не та любовь, о которой вы подумали в первую очередь. Не та биологически обусловленная, половая любовь, которую в наши дни единственно и подразумевают, когда произносят это слово. Не эрос. В эросе, разумеется, нет ничего дурного. Но речь не о нем. Речь о другой любви, которую называли некогда другим, но тоже греческим словом: «агапе».

– Что это значит?

– Это та самая «любовь к ближнему», о которой так редко вспоминают. И редко вспоминали всегда. В былые времена еще реже, чем теперь. То есть на словах, напротив, упоминали беспрерывно. Их произносили весьма громко.

– «Произносили» – вы хотите сказать…

– Их произносили всуе: то были пустые слова.

– Мне кажется, первые христиане исповедовали как раз такую любовь к ближнему… – неуверенно сказала Аня.

– Вы абсолютно правы! – подтвердил Серж. – Именно так. Впоследствии общество от этого отошло, и куда как далеко…

– В смысле не формально, а на деле? – уточнил Макс.

– Да. А между тем именно в этом и состоял пафос раннего христианства. Это как раз и был тот посыл, с которым христианство пришло в мир. Этим оно быстро завоевало много сторонников – и вовсе не только среди обездоленных, хотя среди них особенно, но во всех слоях общества. Потому что потребность в любви испытывают все. Можно сказать, что главная человеческая потребность, если отвлечься от чисто физиологических, – это потребность быть любимым. Родителями, друзьями – теми самыми «ближними». Именно любовь – это то, что привнесло христианство в мир и что оно противопоставило другим религиям того времени: как язычеству, так и иудаизму.

– Иудаизму?

– Да. Иудаизму в особенности. Не грозные предписания. Не обещания страшных кар. Не бухгалтерский подсчет добрых и дурных деяний. А любовь. Тебя любят! Бог тебя любит не за что-то, не за то, что ты был хорошим мальчиком или послушной девочкой, а просто так. Ни за что. Просто потому, что каждый достоин любви. Потому что это – Бог любви.

– Я поняла! – воскликнула Аня. – Вот откуда это выражение: «Бог – это любовь», так?

– Да. И катары следовали ранним христианам. А впрочем, почему «ранним»? Просто христианам. Потому что «поздних», и в частности нынешних, лишь с большой натяжкой можно к таковым отнести.