Сергей Курган - Песок вечности

– И продолжает делиться, – сказал Серж, – со времени революции, той, первой – 1789 года. – Серж поморщился, но затем продолжил: – Деление на департаменты сохраняется. Всего их девяносто шесть. Девяносто четыре на континенте плюс два на Корсике. Департаменты в основном называются по рекам, которые протекают по их территории. Некоторые, впрочем, по горам или же имеют названия, связанные с чем-либо иным. Но, главное, почти все они – не исторические, вернее, не историко-культурные, а чисто географические.

– То есть? – спросил Макс. – А Нормандия, Шампань, Бургундия и все остальное? Это все куда делось?

– Это все упразднили.

– Как? Почему?

– Как? А вот так: прежнее, сложившееся на протяжении столетий деление на исторические провинции, отражавшее долгую и богатую событиями, тысячелетнюю историю Франции, культурное многообразие страны и самобытность различных ее областей, просто ликвидировали. А вместо этого поделили ее на безликие, не несущие никакой историко-культурной информации, почти одинаковые департаменты. Провели, так сказать, стандартизацию. Разбили на участки, как землю в каком-нибудь садоводческом товариществе.

– Фигня какая-то! – возмутился Макс. – В таком случае они бы их могли просто пронумеровать!

Макс осекся, виновато посмотрев на Аню.

– Извините, – сказал он. – Вырвалось.

Серж улыбнулся.

– Это очень хорошо, – заметил он, – что вырвалось. У меня это тоже вызывает возмущение. Но теперь, когда вы знаете, как это было сделано, полагаю, на вопрос «почему?» можете и сами ответить, не так ли?

– Думаю, это было сделано для того, – ответила Аня, – чтобы стереть историческую память.

– Совершенно точно! Именно для этого. Ну как же! «Великая революция»! С нашей распрекрасной революции 1789 года начинается новая эра! Даже не так. С нее вообще начинается история как таковая. А все, что было до того – девятьсот лет государственного существования Франции, – это так, предыстория. Это – мрак, мерзость и сплошное угнетение. Это все – в помойку! С историей, древней культурой, с корнями разрыв полный! Они ведь даже календарь новый ввели.

– Календарь? Это как же?

– А вот как: год 1792-й, говорите? До 1792 года что-то происходило? Поколения сменяли друг друга, люди жили, любили, растили детей? Строили соборы? Писали стихи и романы? Создавали картины и статуи? Не было этого ничего! Вообще ничего! Летоисчисление начинается сейчас! Сейчас – первый год.

– Ничего себе! Радикально!

– О да! – грустно усмехнулся Серж. – Чего-чего, а радикализма в этом мире хватает.

– Но они, кажется, даже месяцы переименовали, если я не ошибаюсь? – уточнила Аня.

– Вы не ошибаетесь. Переименовали, а как же! Навели тут порядок, как в таблице умножения. Математики, чтоб им! Во-первых, никаких больше недель! Никаких четвергов, пятниц, суббот!

– То есть? Это как?

– Очень просто!

– А что вместо этого?

– Вместо этого – декады. Согласитесь: четко, ясно и математически стерильно! Красота!

– А это-то зачем сделали?! – не смог взять в толк Макс. – Чем им вторники не угодили?

– А тем же самым, чем и исторические провинции – культурными ассоциациями. То есть своей связью с мировой культурной традицией, с историей. Вспомните, в западных языках дни недели называются в честь различных божеств древнеримского либо германо-скандинавского пантеона. А декады, они, как и департаменты, абсолютно безлики. То же и месяцы. Многие из них носят имена богов или героев древности, а кроме того, они неодинаковы по длительности – это тоже сложилось исторически.

– В самом деле, безобразие! – воскликнул Макс. – Непорядок! А они, значит, все сделали одинаковыми?

– Да.

– И пронумеровали?

– Нет. Они дали им новые имена по природным явлениям, характерным для данного месяца.

– Но это как у многих славянских народов, – заметила Аня. – Например, чехов, поляков.

– А также украинцев, белорусов, – дополнил Серж. – Вы правы, все так. Но у этих народов названия сложились опять-таки исторически!

– Да, я поняла. А что с регионами?

– Хоть Франция и была поделена на департаменты, но вот так просто стереть почти тысячелетнюю историческую память, к счастью, не получилось, потому что в стране возникло регионалистское движение.

– В смысле движение за восстановление бывших исторических областей?

– Именно. Особенно оно усилилось в XX веке. И стало зреть понимание того, что воссоздание регионов необходимо Франции. Первыми это попробовали осуществить власти так называемого Французского государства.

– Французского государства? – переспросила Аня. – Это вишисты, что ли?

Серж хмыкнул.

– Вишисты! – произнес он с ноткой раздражения. – Это слово – просто пропагандистский ярлык, и поэтому я бы не рекомендовал его употреблять. Гораздо предпочтительнее использовать не оценочные, а нейтральные формулировки.

– Иначе говоря, правительство Петена. Так?

– Совершенно верно. Они ввели деление на регионы. И между прочим, генерал де Голль, став премьер-министром Временного правительства республики и временным главой государства, эту структуру перенял и назначил в регионы своих комиссаров. Но то де Голль! – Серж вздохнул.

– Я так поняла, – сказала Аня, – что после его ухода это все отменили, да?

– Конечно!

– Почему «конечно»?! – удивился Макс.

– Ну как же! Все, что делали эти нехорошие люди, вишисты, надлежало немедленно упразднить! Не важно, что именно! Не важно, разумно это или нет. Все равно, на пользу это или во вред. Наплевать! Отменить! Просто потому, что это провел Петен. Даже если бы правительство Петена провело, скажем, ремонт дорог. Разломать все опять, сделать как было!

– Это уже, я так понял, шутка?

– Да нет, не шутка. Ладно, оставим это! Короче говоря, Четвертая республика все это отменила. После возвращения к власти де Голля к этому вопросу вернулись. Но регионы, вроде бы воссозданные в 1960 году, не были полноценными административно-правовыми субъектами, а просто территориями, на которые распространялись те или иные региональные программы. И только в 1982 году, уже при Миттеране, когда был принят Закон о децентрализации, регионы стали наконец-то тем, чем должны быть.

– При социалистах?

– Да. И это – как раз то, что может быть поставлено им в заслугу. Регионы просто необходимы Франции даже помимо историко-культурных причин.

– Почему?

– Видите ли, вас это, возможно, удивит, но Франция Пятой республики – это, пожалуй, самая недемократическая страна Западной Европы.

– Франция – самая недемократическая? – удивилась Аня. – Это как-то неожиданно.

– Но это так. Судите сами. Парламент нигде более на Западе так не ограничен в своих полномочиях, как во Франции. Исполнительная власть здесь имеет очень широкие прерогативы.