Владислав Савин - Красный тайфун : Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир [сборник litres]

Рождение Красной империи. Что бы там ни говорили о «преемственности» – но после Робеспьеров приходят Наполеоны.

После Молотовска мы вылетели в Полярный, наш главный военный порт на Севере. Там мне пришлось общаться с офицерами флота – и это были люди, культурой гораздо больше похожие на гвардейских офицеров старой России, которых мне доводилось когда-то встречать в петербургских салонах, чем на большевистских краскомов из солдатни и матросни. Подобно тому, как офицеры Бонапарта, даже выходцы из низших сословий, очень быстро впитали в себя дворянский дух – однако этот факт свидетельствует, что наша страна и общество развиваются в направлении новой империи, а не «всемирной республики труда», которой правят кухарки. Мы посетили там подлодку К-25, знаменитую «моржиху», ушедшую из Молотовска буквально накануне нашего приезда – ее командир, Иван Петрович, показался мне воплощением галантности, и его подчиненные также отнеслись ко мне с большим уважением, кто-то даже цитировал наизусть мои стихи!

Я мало понимаю в технике – меня интересовали прежде всего не машины, а люди: о чем думали они, что чувствовали, выходя в море на бой. Когда я сказала об этом адмиралу Головко, он ответил, что я могу испытать это на себе. «Вам будет разрешен учебный поход на любом из кораблей флота, если, конечно, пожелаете». И добавил, что «сама Лазарева попросила этот пункт в вашу программу включить». Интересно, что же за человек моя новая знакомая, если ее слово настолько весомо даже для командующего флотом? Или она передавала чью-то более высокую волю?

Конечно, я выбрала «моржиху». Со мной вызвался Ефремов – остальные товарищи заявили, что их на море укачивает, и они уже видели все, что бы их интересовало. Как сказал нам Иван Петрович, ожидался короткий выход на полигон, испытать какие-то новые торпеды – «Так что не беспокойтесь, Анна Андреевна, не пойдем же мы в бой с болванками, обязательно вернемся в базу». Размеры подводной лодки удивляли, это какой-то сказочный «Наутилус», хотя не было залов с люстрами и изысканными интерьерами, зато присутствовала даже финская баня с маленьким бассейном, и физкультурный зал. А так обычные каюты и коридоры, как на пароходе.

Нас переодели в морскую форму, подобно членам экипажа. Мы обедали в кают-компании, вместе с офицерами. На стене, как положено, висел портрет Сталина – а под ним еще две фотографии, меньшего размера, какой-то моряк в парадном мундире с золотыми погонами… и Анна Лазарева! Оказалось, это ее муж, бывший командиром «моржихи» всю войну – Иван Петрович был у него помощником, – ну а Анна – «это наш ангел-хранитель на берегу». А кроме того, она так хотела хоть раз выйти на этой подлодке хотя бы в короткий поход, но не сложилось – так что адмирал Лазарев (теперь вспомнила, он в войну против японцев командовал флотом на Дальнем Востоке) приказал хоть портрет ее здесь поместить.

В моей каюте на К-25 был прибор, которого я совершенно не ожидала увидеть на подводной лодке в походе – катушечный магнитофон, какие сейчас наличествуют лишь в радио– и телестудиях. И несколько десятков бобин – там были песни, в том числе и незнакомые мне, не просто «патриотического», а прямо «имперского» содержания! Я жадно слушала – простые рифмы, отсутствие изысков, несложные аккорды откровенно любительского исполнения под гитару – но как мне разъяснили, эти песни сочинялись для исполнения не в салонах, а в «походно-полевых условиях», и вовсе не профессиональными артистами, поэтами и музыкантами, «народное творчество, когда хочется сказать, о чем душа просит». Но – искренне и свежо!

В остальном было даже скучно. На подводной лодке люди постоянно чем-то заняты, так что наше общение с офицерами было гораздо более сухим и коротким, чем на берегу. Мы быстро дошли до «полигона», во время испытаний я и Ефремов находились в центральном посту (так на лодке называется место, откуда командир отдает приказы), нас усадили в кресла возле каких-то выключенных приборов, похожих на телевизоры, но со множеством ручек и переключателей на передней панели, строжайше приказав ничего не трогать, «хоть все тут обесточено», сказав, что это рабочие места офицеров БЧ-2, для которой учебно-боевых задач сейчас нет. Ефремов после сказал мне, что представлял себе ЦП совсем иным – поскольку в Ленинграде успел посетить лодку-музей Л-3, установленную в Гавани на обозрение всем желающим, «там все на водомерный пост было похоже – сплошные трубы, краны, манометры, и теснота, как в плацкартном вагоне».

Если я правильно поняла, то командир и офицеры, глядя на свои экраны, по которым бегали какие-то цифры, а также линии и точки, определяли по ним положение своего корабля относительно цели. Совершили маневр – Иван Петрович несколько раз приказывал, «курс, глубина» – и наконец, пуск торпед! И сообщение от кораблей наверху – попали хорошо. И так три раза – все протекало рутинно, никакой атмосферы, напряжения боя! Когда я сказала это во время обеда, кто-то из офицеров заулыбался, а Иван Петрович серьезно ответил, что мишени не стреляют торпедами в ответ. И подводный бой таков, больше похож на шахматы, а не на фехтование – кто кого передумает, предугадает, займет лучшую позицию и выпустит торпеды. Иногда долгие часы маневрирования и выжидания ради одной команды «залп».

– Но это больше для старых лодок характерно. У нас скорость побольше, так что все куда динамичнее идет. Так всю войну и работали – потопив без малого сотню фрицев.

Так проходит подводный бой – лодка против лодки. Иван Петрович снова удивил меня знаниями, сославшись на малоизвестный у нас роман американца Джека Лондона. Где была описана «дуэль змеи и птицы», с завязанными глазами против ружья.

– А у нас – вот представьте дуэлянтов в темной комнате. Любое движение – шум, выдающий вас. Можно включить фонарь – но если противник окажется в тени, то он выстрелит раньше вас и не промахнется. Потому оба стараются определить место цели на слух. Допустимо лишь в последний момент зажечь фонарик, для окончательного прицела. Время не ограничено – у кого терпения больше. Ошибка – смерть. У подводников нет могил – а просто в срок на базу не вернулся, на радио не отвечает, ну значит, конец!

Нет могил? Я вспоминала подводную лодку «Товарищ», погибшую в тридцать пятом. Как после ее подняли и извлекали тела экипажа – а я представляла, как они там медленно и мучительно задыхались, заживо погребенные в лежащем на дне стальном гробу [172]. Бр-р, по мне так куда лучше умирать как в Цусиме, от вражеских снарядов! Понятно, отчего у подводников, как мне разъяснили, льготы по сроку выслуги и увеличенное жалованье! Почти сотня побед – это какое же мастерство и удача нужны, чтобы выйти живыми? Сто раз заглядывать в глаза смерти – и мило шутить за столом?