Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Вот и теперь мы благополучно перенесли наше внимание с крепостных стен на шатры соседнего рынка и разбрелись кто куда, договорившись встретиться в обед, который нам должны были накрыть Фрадре и Грида, носившие гордую фамилию Нарди, так хорошо известную у нас на юге, хотя от самого этого слова навязчиво веет как раз севером. Они приходились дальними родственниками всем остальным Нарди.

Необычность их семейства состояла не только в том, что они забрались так далеко от остальных, но в самой фамилии, поскольку исконным её носителем был не Фрадре, как обычно водится при нашем патриархате, а Грида, его верная жена. Именно она лет сорок назад родилась в роду Нарди, а потом встретила свою судьбу, и эта судьба тоже захотела стать его частью, пусть не по праву рождения, так хоть по праву общей постели. Как Фрадре звался изначально, никто уже наверняка не помнил. Да и я знал столь странную подоплёку этой пары лишь потому, что мне о ней рассказала сестра, а ей – Гордиан, бывший по понятным причинам в курсе многих перипетий своего семейства, которые никогда не выносились на общее обозрение. Поэтому я лишних вопросов не задавал и делал вид, что принимаю Фрадре за вполне законного Нарди. Собственно, ничего против него я не имел и иметь не мог. Он был отличный малый, простой и добрый, который в моих глазах делал Нарди честь, став одним из них. Грида была младше его лет на десять и во всём, по крайней мере, на людях, подчинялась мужу, показывая, кто в семье главный. А семья у них на момент нашего прибытия в Кампу была уже довольно большая и состояла, кроме занятых хозяйством родителей, из трёх красавиц-дочек и приёмного сына. Девочек звали Рекида, Ироль и Фриана. Первым двум было по девятнадцать. Они родились в один день, однако внешне друг на дружку совершенно не походили: Рекида – светленькая и разговорчивая, Ироль – молчаливая смуглянка. Фриане было семнадцать, сколько и мальчику, Ирику. Ирик попал к ним совсем маленьким, когда у него при неизвестных обстоятельствах погибли, точнее, без следа исчезли, родители, с которыми Фрадре и Грида были знакомы. Они тоже не знали, что случилось на самом деле. Просто в один далеко не прекрасный день они зашли проведать соседей и обнаружили их годовалого сына Ирика плачущим в полном одиночестве. Дом был пуст, хотя и в полном порядке. Они взяли малыша к себе, накормили и обогрели, а поскольку его родители так больше никогда и не объявились, оставили жить на правах сына, которого им самим родить так и не получилось. Теперь это был высокий худенький паренёк, с интересом прислуживавший за столом «заморским гостям».

В тот вечер всё шло хорошо, спокойно, по плану, но ровно до тех пор, пока я ни обратил внимания на Конрада. Я его сперва не узнал. Потом решил, что он не то съёл, и теперь, бедняга, застыл с открытым ртом, не зная, куда кидаться. Он уже позволял себе садиться не рядом со мной, а подальше, даже если соседями его оказывались кто-нибудь из местных, с кем он старался смело поддерживать беседу. Сейчас вокруг были понимавшие его с полуслова туристы, но он словно забыл об их существовании и превратился в героя немого фильма, изображающего неподдельное изумление. Присмотревшись, я угадал в этом изумлении признаки восторга и с интересом проследил за взглядом широко открытых глаз. Взгляд ласково сопровождал порхавшую между нашими столиками Фриану, пришедшую на помощь брату, потому что как раз подавали горячее. Конрад ничего так и не сказал, а когда девушка с большим половником подошла и стала наливать ему в глубокую тарелку нечто вроде ирландского рагу, взял себя в руки, закрыл рот и буднично ей кивнул в благодарность за ароматное угощение. На протяжении ужина я ещё не раз замечал, как он на неё смотрит, думая, что его никто не видит, или же просто забывая об окружающих, а когда трапеза закончилась, не сдержался и подошёл к нему.

– Что происходит?

– Ты о чём, дружище? – Он весь сиял изнутри, хотя внешне старался сохранять меланхоличный вид.

– Не надо, меня не проведёшь. Я видел, как ты на неё смотришь. Что случилось?

Конрад не нашёл в себе сил сдерживаться дальше. Похоже, он был даже рад, что может кому-то открыться. Чувства явно распирали его.

– Ты не представляешь… Это просто фантастика какая-то! Такого в жизни не бывает!

– А если поподробнее?

– Эта девушка… Помнишь, я рассказывал тебе про свою знакомую в Италии, ну, ту, что неожиданно меня бросила, молоденькую?

Как я мог забыть эту историю, если она до боли напоминала мне мою собственную?

– И что?

– А то, что эта девушка – один в один моя Эмануэла. Ну просто вылитая! Такие же глаза, такие же волосы. Даже походка такая же.

– Мне казалось, ваши женщины в юности давно перестали носить платья в отличие от наших, – заметил я, имея в виду, что свою Эмануэлу он наверняка видел в брюках, а Фриана, выросшая в здоровой семье, даже не догадывалась, что тоже может их примерить.

– Ты не понимаешь! Это она…

– Только зовут её Фриана.

– Как?

– Фриана.

– Это ещё лучше, чем Эмануэла! – восхитился Конрад. – Старик, мне конец. Я влюбился. С первого взгляда. Сколько ей?

– Семнадцать, если не ошибаюсь.

– Это у вас считается подходящим возрастом?

– Смотря для чего. Ты жениться собрался?

– А хотя бы и жениться. – Он ждал ответа.

– Если родители не против, можно с любого. Семнадцать – точно не помеха. Но вот что желательно, так это взаимность.

– Не проблема.

– Кто бы говорил.

– Вот увидишь.

Мы обменялись улыбками и тем самым как бы заключили пари.

Мне было искренне всё равно, кто выиграет, а кто проиграет. Мне было интересно понаблюдать, как Конрад подойдёт к решению поставленной перед собой задачи. Фриана, действительно, была самой привлекательной из трёх сестёр и могла рассчитывать в отношении любви и замужества на многое. Родители наверняка с неё пылинки сдували и мечтали о… ну, не знаю, о ком мечтают наши родители для своих дочерей ввиду отсутствия принцев на белых конях. Должно быть, о ком-нибудь уровня фортуса. Патернус, конечно, предпочтительней, но им становятся обычно ближе к старости. У Конрада подобных перспектив не было. К тому же, он ещё долго будет считаться у нас чужаком, даже если овладеет в совершенстве языком и примет обычаи. Мне казалось, что Нарди так просто не сдадутся. И моя сестра, покорившая сердце одного из них, тут не в счёт. Она же моя сестра! Однако оказалось, что и Конрад – это Конрад. Уже к концу ужина Фриана стала задерживаться возле его столика чаще и дольше, они о чём-то тихо переговаривались, а когда девушка всё-таки отходила, я замечал, что она мило краснеет и сдерживает улыбку. Видимо, я не учёл, что по сравнению с той же Италией любой наш город – это глухомань, и влёт охмурить его юную обитательницу такому мастеру с большой земли, как Конрад, не составляет труда. Я даже догадывался, что и как он делает. Нам, обычным фрисландцам, наши девушки, особенно хорошенькие, представляются эдакими куклами-недотрогами, которых нельзя обидеть, с которыми даже заговорить-то боязно, настолько они чудесны и сказочны. Вот мы и ходим вокруг да около, ожидая чем-нибудь привлечь их внимание, и только когда они сами делают первый шаг навстречу, включаемся и начинаем с большей или меньшей сноровкой подыгрывать, надеясь на то, что правильно поняли их намерения. Мы почему-то не можем до конца осознать, что любая девушка, какой бы замечательной она ни была, всего лишь девушка, которой хочется мужского внимания, и чем это внимание окажется красноречивее и однозначнее, тем ей проще ответить, причём, как ни странно, скорее положительно, нежели отрицательно. Осознать это полностью нам мешает страх того, что если избранница ответит на наши заигрывания, возможно, она ответит не потому, что они наши, а потому что заигрывания. А это значит, что точно так же она бы ответила на заигрывания кого бы то ни было. Но ведь нам же нужна единственная и неповторимая. Которая будет любить только нас. Которой никто больше не будет нужен. Вот мы и ждём, на что-то надеясь. Вместо того чтобы проявлять инициативу, пробовать, ошибаться, снова пробовать и в итоге находить то, ради чего всё это и затевали. Конрад явно так не рассуждал, не тормозил, не терялся в сомнениях, а устремлялся вперёд без оглядки, завоёвывая территорию намёками и шутками и подкрепляя слова столь же прямолинейными действиями. Продолжая аналогию с крепостями, он был плохим мастером осад. Он не хотел ждать, направлял огонь всех орудий в одну точку и шёл напролом. И результаты не заставили себя ждать…